елуди собирал. Витя искал тебя.

Однако желуди не понадобились. Лишь только он пришел в столовую, на него 
наскочили воспитатели.

– Черных, в спальню немедленно.

– 
Зачем?
– Иди, не разговаривай.

В спальне сидел Викниксор. При виде Янкеля он нахмурился.

– Раздевайся и ложись.

Янкель не понял, зачем он должен ложиться, но понял, что запирательства не 
помогут.

– Где 
наволочка?
– Сейчас принесу, Виктор Николаевич.

Вместе с картошкой появилась на свет и грязная, замусоленная наволочка.

Потом редакторов раздели, попросту отняли штаны, заставив их таким образом 
лежать в кроватях под домашним арестом.

Летом это было очень тяжелым наказанием, но теперь на дворе уже бродила осень, 
и наказание подействовало мало.

Много передумали Японец и Янкель, лежа в кроватях. Днем к ним забегали и 
сообщали последние 
новости:
– Вас в лавру 
направляют!
– Викниксор выхлопатывает сопроводительные 
документы!
Новости были одна печальнее другой, и парочка приуныла. Потом постепенно к 
мысли об уходе привыкли. Горе стало казаться привычным, и преступники уже 
перестали считать себя шкидцами.

На третий или четвертый день ожидания Янкель 
предложил:
– Давай выпустим прощальный номер «Зеркала».

Японец согласился.

Нелегко было делать последнюю газету.

Японец написал забавный фельетон под названием «Гроза огородов». Читая, оба 
смеялись над злополучными похождениями двух бандитов, а когда прочли, 
задумались. Грустно стало.

Фельетон пустили гвоздем номера. Это было своевременно. Вопрос о переводе 
Янкеля и Японца был злободневным вопросом, и вопросом спорным. На 
педагогическом совете мнения разделились. Одни стояли за перевод ребят в лавру, 
другие за оставление.

Янкель украсил фельетон карикатурами, потом написал грустное лирическое 
стихотворение – описание осени. Принес стихотворение и Финкельштейн – Кобчик, – 
недавно появившийся, но уже знаменитый в Шкиде поэт.

Прибавили ряд заметок, и наконец прощальный номер вышел.

Об отъезде в газете не было ни слова, но номер вышел на этот раз невеселый.

Наконец наступил последний день.

Янкелю и Японцу выдали белье и велели собираться. Серое, тусклое утро стояло за 
окном, накрапывал дождь, но когда одетые в пальто и сапоги ребята уложили свои 
пожитки и вышли на веранду, вся Шкида дожидалась их там.

Ребята попрощались.

Вышел Викниксор, сухо 
бросил:
– Пошли.

Вот уже и Петергофское шоссе. Блестят влажные трамвайные рельсы. В последний 
раз оглянулись ребята на дачу, где оставили своих товарищей, халдеев и – 
«Зеркало», любимое детище, взращенное их собственными 
руками…
Сели в трамвай.

Всю дорогу Викниксор молчал.

У Нарвских ворот ребята вылезли, ожидая дальнейших распоряжений.

Викниксор, не глядя на них, 
процедил:
– Зайдем в школу.

Пошли по знакомым улицам. В городе осень чувствовалась еще больше. Панели 
потемнели от дождя и грязи, с крыш капала вода, хотя дождя уже не было.

Показалось знакомое желтое здание Шкиды. Сердца у ребят екнули.

Они прошли двор, поднялись по лестнице во второй этаж.

Дверь открыл дворник.

Шаги непривычно гулко отдавались в пустынных комнатах. Странно выглядели пустые,
 мертвые классы, где зимой ни одной