.

Сашкеца в первые дни невзлюбили.

Лишь только появилась его коренастая фигурка в потертой кожаной куртке, шкидцы 
начали его травить.

Во время перемен за ним носилась стая башибузуков и на все лады распевала 
всевозможные куплеты, сочиненные 
старшеклассниками:
		Есть у нас один 
грибок:		Он не низок, не высок.
		Он не блошка и не клоп,
		Он горбатый 
Алникпоп…
– Эй, Сашкец, Алникпоп! – надрывались ребята, дергая его за полы куртки, но 
Сашкец словно бы и не слыхал ничего.

Перед самым носом у него останавливались толпы ребят и, глядя нахально на его 
порванные и небрежно залатанные сапоги, пели экспромт, тут же 
сочиненный:
		Сапоги у дяди 
Саши		Просят нынче манной 
каши…
Бывали минуты, когда хладнокровие покидало нового воспитателя, тогда он резко 
оборачивался к изводившему его, но тут же брал себя в руки, усмехался и грозил 
пальцем:
– Ты смотри у меня, гусь 
лапчатый…
Гусь лапчатый – тоже сделалось одной из многих его кличек.

Однако скоро травля прекратилась. Новичок оказался сильнее воспитанников, 
выдержал испытание. Выдержка его ребятам понравилась. Сашкеца признали 
настоящим воспитателем.

Он был по-воспитательски суров, но знал меру. Ни одна шалость не проходила для 
ребят без последствий, однако не всегда виновные терпели наказание. Сашкец 
внимательно разбирал каждый проступок и только после этого или наказывал 
провинившегося, или отпускал его, прочитав хорошую отповедь.

Не делал он никаких поблажек, был беспощаден и строг только к тем, кто плохо 
занимался по его предмету – русской истории. Тут он мягкости не проявлял, и 
лентяи дорого платились за свою рассеянность и нежелание заниматься.

Время шло. Все больше и больше сживались ребята с Алникпопом, и скоро 
выяснилось, что он не только отличный воспитатель, но и добрый товарищ.

Старшие ребята по вечерам стали усиленно зазывать к себе Алникпопа, потому что 
с ним можно было очень хорошо и обо многом поговорить. Часто после вечернего 
чая приходил к ним Алникпоп, усаживался на парту и, горбясь, поблескивая 
расколотым пенсне, рассказывал – то анекдот, то что-нибудь о последних 
международных событиях, то вспомнит какой-нибудь эпизод из своей школьной или 
студенческой жизни, поспорит с ребятами о Маяковском, о Блоке, расскажет о том, 
как они издавали в гимназии подпольный журнал, или о том, как он работал 
рецензентом в дешевых пропперовских изданиях. Разговор затягивается и кончается 
только тогда, когда зазвенит звонок, призывающий спать.

Так постепенно из Сашкеца новый воспитатель превратился в дядю Сашу, в старшего 
товарища шкидцев, оставаясь при этом строгим, взыскательным и справедливым 
халдеем.

Костец пришел месяцем позже.

Пришел он из лавры, где работал несколько месяцев над