оставлен, 
но литературу мы принуждены будем вычеркнуть из программы школы.

Он задел больное место. Шкидцы все-таки хотели учиться.

– Ребята! – крикнул Японец. – Ша! Как 
по-вашему?
– Ша! – повторил весь класс. И все зашумели. Сразу стало легко и весело, как 
будто за окном утихла буря.

Буза прекратилась. Павла Ивановича изгнали из школы, и штаб повстанцев 
распустил сам себя.

А вечером после чая Японец сказал 
товарищам:
– Бузили мы здорово, но, по правде сказать, не из-за Пал Ваныча, как вы 
думаете?
– Это правда, – сказал Цыган. – Бузили мы просто так – ради самой бузы… А Пал 
Ваныч – порядочная 
сволочь…
– Факт, – поддакнул Янкель. – Бить таких надо, как Пал 
Ваныч…
– Бей его! – с возбуждением закричал Воробей, но он опоздал. Пал Ваныча уже не 
было в школе. Он ушел, оставив о себе сумбурное воспоминание.




* * 
*


Другую тактику повел некий Спичка, прозванный так за свою необыкновенную худобу.
 Это был несчастный человек. Боевой офицер, участник двух войн, он был контужен 
на фронте, навеки сделавшись полуглухим, озлобленным и угрюмым человеком.

В школу он пришел как преподаватель гимнастики и сразу принял сторону 
начальства, до каждой мелочи выполняя предписание Викниксора и педсовета.

Он нещадно наказывал, записывал в журнал длиннейшие замечания, оставлял без 
отпусков.

Хороший педагог – обычно хороший дипломат. Он рассчитывает и обдумывает, когда 
можно записать или наказать, а когда и не следует.

Спичка же мало задумывался и раздавал наказания направо и налево, стараясь 
только не очень отходить от правил.

Он расхаживал на своих длинных, худых ногах по Шкиде, хмуро оглядываясь но 
сторонам, и беззлобно 
скрипел:
– Встань к печке.

– В изолятор.

– Без обеда.

– Без прогулки.

– Без отпуска.

Его возненавидели. Началась война, которая закончилась победой шкидцев.

Школьный совет признал работу Спички непедагогичной, и Спичка ушел.

Тем же кончил и Пессимист – полуголодный студент, не имевший ни педагогической 
практики, ни педагогического таланта и не сумевший работать среди шкидцев.

Много их перевидела Шкида.

Около шестидесяти халдеев переменила школа только за два года.

Они приходили и уходили.

Медленно, как золото в песке, отсеивались и оставались настоящие, талантливые, 
преданные делу работники. Из шестидесяти человек лишь десяток сумел, не 
приспосабливаясь, не подделываясь под «своего парня», найти путь к сердцам 
испорченных шкетов. И этот десяток на своих плечах вынес на берег тяжелую 
шкидскую ладью, оснастил ее и отправил в далекое плавание – в широкое житейское 
море.




* * 
*


Ольга Афанасьевна – мягкая, тихая и добрая, пожалуй даже слишком добрая. Когда 
она представилась заведующему как преподавательница анатомии, он недоверчиво и 
недружелюбно посмотрел на нее и подумал, что вряд ли она справится с его 
буйными питомцами. Однако время показало другое. То, что другим педагогам 
удавалось сделать путем угроз и наказаний, у нее выходило легко, без малейшего 
нажима и напряжения.

Хрупкая и болезненная на вид, она, однако, обладала большим запасом 
хладнокровия: никогда не кричала, никому не угрожала, и все же через месяц все 
классы полюбили ее, и везде занятия по ее предмету пошли хорошо.

Даже самые ленивые делали успехи.

Мамочка, Янкель и Воробей – присяжные лентяи – вдруг внезапно обрели интерес к 
человеческому скелету и тщательно вырисовывали берцовые и теменные кости в 
своих тетрадях.

Ольга Афанасьевна сумела привить ученикам любовь к за