знаком позвав 
Янкеля, пошел в темноту.

Добрались ощупью до другой двери, открыли и вошли в прихожую, залитую солнечным 
светом.

В прихожей было так тепло и уютно, что заспанные общественники невольно медлили 
входить в комнату эконома, наслаждаясь минутами покоя и одиночества.

В этот момент и случилось то простое, но памятное дело, в котором Янкель 
впервые выказал свои незаурядные способности.

Косарь стоял и силился побороть необычайную сонливость, упорно направляя все 
мысли к одному: надо войти к эконому. В момент, когда, казалось, сила воли 
поборола в нем лень и когда он хотел уже нажать ручку двери, вдруг послышался 
голос Янкеля, странно изменившийся до 
шепота:
– Курить 
хочешь?
Хотел ли курить Косарь? Еще бы не хотел! Поэтому вся энергия, собранная на то, 
чтобы открыть дверь, вдруг сразу вырвалась в повороте к Янкелю и в энергичном 
возгласе:
– 
Хочу!
– Ну, так, пожалуйста, кури. Вон табак.

Косарь проследил за взглядом Янкеля и замер, упершись глазами в стол.

Там правильными рядами лежали аккуратненькие коричневые четвертушки табаку. По 
обложке наметанный глаз курильщика определил: высший сорт Б.

Пачек сорок – было мысленное заключение практических математиков.

Взглянули друг на друга и решили, не сговариваясь: 40 – 2 = 38. Авось не 
заметят недостачи.

Так же молча подошли к столу и, положив по пачке в карман, вышли на цыпочках из 
комнаты.




* * 
*


Сонную тишину спальни нарушил треск двери, и два возбужденных шпаргонца 
ворвались в комнату.

– Ребята, 
табак!
Восемь голов мгновенно вынырнули из-под одеял, восемь пар глаз заблестело 
масляным блеском, узрев в поднятых руках Косаря и Янкеля аппетитные пачки.

Первым оправился Цыган. Быстро вскочив с койки и исследовав вблизи милые 
четвертушки, он жадно 
спросил:
– 
Где?
Дежурные молча мотнули головами по направлению к комнате эконома. Цыган 
сорвался с места и скрылся за дверьми.

Спальня притихла в томительном ожидании.

– Ура, сволочи! 
Есть!
Громоносцев влетел победоносно, размахивая двумя пачками табаку.

Пример заразителен, и никакие силы уже не могли сдержать оставшихся.

Решительно всем захотелось иметь по четвертке табаку, и, уже забыв о 
предосторожностях, спальня сорвалась и, как на состязаниях, помчалась в 
заветную 
комнату…
Через пять минут Шкида ликовала.

Каждый ощупывал, мял и тискал злосчастные пакетики, так неожиданно свалившиеся 
к ним.

Черный, как жук, заика Гога, заядлый курильщик, страдавший больше всех от 
недостатка курева и собиравший на улице «чиновников», был доволен больше всех. 
Он сидел в углу и, крепко сжимая коричневую четвертку, безостановочно 
повторял:
– Таб-бачок есть. Таб-бачок есть.

Янкель, забравшись на кровать, глупо улыбался и 
пел:
		Шинель английский,
		Табак японский,
		Ах, шарабан 
мой…
На радостях даже не заметили, что на подоконнике притулилась лишняя пачка, пока 
Цыган не обратил внимания.

– Сволочи! Чей табак на по