гавайцев произошли большие изменения.

Приступили к торговле. Крузенштерн приказал принести два топора и маленькое 
зеркальце. Гаваец презрительно сморщился и сказал, что этого мало. За такую 
цену он даст два-три кокосовых ореха, не больше. Крузенштерн прибавил еще топор 
и еще зеркальце, но гаваец и на это не согласился.

Он рассказал, что к их острову каждый год подходят несколько европейских 
кораблей и все они привозят топоры, зеркальца и бусы. Крузенштерн дал ему сверх 
того несколько аршин полотна. Это гавайцу поправилось больше. И все же он не 
согласился отдать поросенка. Он просил сукно.

— К сожалению, у нас на корабле нет сукна, — ответил Крузенштерн.

Он говорил правду.

— А это что? — воскликнул гаваец, хватая Крузенштерна за рукав его 
капитан-лейтенантского расшитого золотом мундира.

Крузенштерн рассмеялся и объяснил гавайцу, что он не может отдать ему мундир.

Долго еще торговались.

Наконец гаваец уступил. Он продал поросенка, кокосовые орехи и бананы за 
полдюжины топоров, два зеркальца и десять аршин полотна.

— Немного нам удалось купить сегодня, — сказал Крузенштерн, посылая покупки 
повару. — Этого поросенка не хватит и на ужин. Авось завтра повезет больше.

Но на другой день совсем не повезло. Долго не появлялись лодки. Наконец после 
обеда к «Надежде» подошли две-три, но гавайцы, сидевшие в них, узнав, что на 
корабле нет сукна, сейчас же стали грести к берегу. Из всех европейских товаров 
жители Гавайских островов теперь ценили только сукно.

— Миссионер запрещает нам ходить голыми и велит всем одеться в суконное платье,
 — объясняли они. — Вот нам и приходится все отдавать за сукно.

Это была мера, чрезвычайно выгодная английским суконным фабрикантам.

— Мы зря сюда пришли и только напрасно потеряли время, — сердился Крузенштерн.
 — Высадим здесь своего пассажира и завтра же тронемся в дальнейший путь.

Он позвал Кабри и велел ему собираться.

— Я сейчас исполню ваше желание и отправлю вас в шлюпке на берег, — сказал он 
ему.

Но француз опять бросился на колени.

— Не губите, капитан! — причитал он. — Там, где есть английский миссионер, есть 
и французский. А он схватит меня, несчастного беглого матроса, и отправит в 
кандалах во Францию.

Крузенштерн подумал, что Кабри, пожалуй, прав. Он не питал злобы к этому 
невежественному человеку. Кроме того, француз был неплохим матросом.

— Ладно, — сказал он ему. — Оставайтесь. Я высажу вас на Камчатке.

Вечером Крузенштерн отправился на «Неву» поговорить с капитаном Лисянским. Оба 
капитана заперлись в каюте. Кораблям предстояло опять разлучиться, и на этот 
раз разлука должна была продолжаться больше года. Лисянский внимательно слушал 
своего командира.

Вот каков был план Крузенштерна.

Пока «Надежда» будет находиться на Камчатке, отвозить в Японию посла, 
исследовать еще неведомые берега Сахалина, «Нева» посетит русские колонии в 
Америке, выгрузит там товары Российско-Американской компании и наполнит свои 
трюмы мехами. В сентябре будущего года оба корабля встретятся в Китае, в 
португальском порту Макао. Там моряки продадут меха и проверят, насколько может 
быть выгодна торговля с Китаем.

Было уже очень поздно, когда Крузенштерн, крепко пожав Лисянскому руку, сел в 
шлюпку и вернулся на «Надежду».

Утром корабли расстались во второй раз. «Надежда» пошла на северо-запад, 
«Нева»— на северо-северо-восток.