— В шлюпку! — скомандовал Лисянский. Но было поздно. Кольцо сомкнулось, и 
выбраться из него было невозможно. Копья поднялись в воздух и застыли в 
вытянутых руках. Островитяне медлили. Они как будто ждали, чтобы кто-нибудь 
первый решился и начал.

Наконец какой-то здоровяк взмахнул копьем над головой стоявшего с краю матроса. 
Матрос нагнулся.

— Оставь! Не смей! — кричал Лисянский по-русски, в отчаянии подскакивая к 
дерзкому зачинщику и надеясь остановить его хоть криком.

Но тут сквозь толпу островитян торопливо протискался человек, необыкновенно 
взволнованный на вид. Он храбро расталкивал локтями всех попадавшихся ему на 
пути.

Лисянский узнал его: это был их вчерашний лоцман — англичанин Робертс.

Робертс что-то крикнул островитянину, собиравшемуся заколоть матроса, и тот 
опустил копье. Тогда Робертс о чем-то заговорил пылко и быстро, и все 
островитяне закричали вокруг.

Воспользовавшись замешательством, моряки пробрались к своей шлюпке, влезли в 
нее и оттолкнулись от берега. Робертс, яростно споря, тоже отступал к воде. 
Островитяне злобно кричали на него, но копья не подымали — он был свой. Наконец,
 оттесненный к самому краю берега, Робертс повернулся, прыгнул в воду и поплыл. 
Он догнал шлюпку вплавь.

— Я очень вам благодарен, — сказал Лисянский, пожимая ему руку. — Вы вмешались 
как раз вовремя. Без вашей помощи мы были бы убиты. Но скажите, что случилось? 
Отчего они, до сих пор такие кроткие и дружелюбные, вдруг решили нас убить?

Робертс нахмурился.

— Что сделал капитан Крузенштерн с Тапегой? — вместо ответа спросил он.

— С королем? Не знаю, не слышал.

— Островитяне утверждают, будто Тапега закован в цени и заперт, — сказал 
Робертс. — Мне это кажется очень странным: до сих пор капитан Крузенштерн так 
ласково обращался с ним. Старейшины, родственники Тапеги, очень раздражены и 
жаждут мести.

Шлюпка подошла к «Неве». Крузенштерн, выслушав рассказ Лисянского и Робертса, 
взволновался.

— Я оставил Тапегу у себя в каюте, — сказал он, — и, конечно, ни в какие цепи 
его не заковывал. Мы расстались самым дружеским образом. Может быть, Ратманов 
заковал его без меня? Нет, тут что-то не так… Ратманов не мог сделать такую 
глупость.

Он сейчас же сел в шлюпку и помчался вместе с Робертсом к «Надежде».

Бухта была пуста — островитяне, постоянно плававшие в ней и продававшие морякам 
кокосовые орехи, исчезли.

Это был дурной знак.

Взойдя на палубу «Надежды», Крузенштерн вызвал Ратманова.

— Что вы сделали с Тапегой? — спросил он его.

— С Тапегой? — удивился Ратманов. — Ничего я с ним не сделал.

— Вы заковали его в цепи?

— Да что вы, капитан! И не думал!

— А как он вел себя здесь без меня?

— Как всегда, — ответил Ратманов. — Вертелся перед зеркалом.

Крузенштерн обернулся к Робертсу.

— Вот видите, друг мой, — сказал он, — все это ложь. — И опять спросил 
Ратманова: — А где он сейчас?

— Он только что уехал, капитан.

— Вы расстались с ним мирно?