рами. «Плохо дело», – подумал Иван, доставая 
кладенец. «Хреново», – сообразили стражники, и разбежались.

Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец, оказались 
закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного гуляния, их должны 
были открыть. Иван затравленно огляделся.

– Ивана! – тихонько позвал кто-то.

– Эй, кто здесь? – испугался Иван.

– Моя здесь. Я Ахмет, боян татарский... – из кустов киви вылез маленький 
татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. – Моя твой друг, Ивана! Моя 
дураку 
поможет!
Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив Ивана вспомнить 
персидского принца.

– Потайную дверь открываешь? – поинтересовался дурак.

– Нет, нет, мой радуется так... Иван, иди за мной.

Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к маленькой 
потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном.

– Откуда мне знать, – продолжал осторожничать Иван, – может там ловушка хитрая, 
или стражники с 
булавами?
– Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный. Должен 
тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме. Верь мне, 
Ивана!
– Ага, – сообразил Иван, – значит ты хороший, и спасаешь честь татарского 
народа своим достойным поведением... Спасибо, 
Ахмет!
– Моя твой друг! – радостно крикнул вслед Ивану татарин. – Моя о тебе будет 
песня 
петь!
...Тайными ходами пробирался Иван по дворцу Владимира, натыкаясь то на 
будуарчик укромный, то на сокровищницу княжескую, то на скелет, к стене 
зачем-то прикованный. Наконец кончился ход тайной дверкой. Высунулся Иван в 
нее – и обомлел. То же гридня княжеская! А дверка под самым потолком была 
устроена, прям над столом пиршественным. Высоко, однако. Страшно прыгать, да и 
шума не оберешься. А в гридне народ перепуганный, от страха жующий и пьющий 
немеряно. Владимир сидит мрачнее тучи, и на портрет девочки в узорчатых 
шароварах смотрит задумчиво. А из двери Василиса выходит, не жива, не мертва, 
без сережек самоцветных в ушках розовых...

Вздохнул Иван полной грудью, и вспомнил Ивана-отца. Вспомнил наказ его – постой 
за Русь-матушку, вспомнил советы – умей использовать силу. Вспомнил Иван, и как 
в детстве камнями кидался – за десять шагов воробью в глаз попадал... Только 
велика разница – десять шагов и сто, булыжник увесистый, или сережка маленькая.

Только что делать-то – последний шанс у Ивана остался. «Нет! – подумал Иван. – 
Нет разницы! Разница в моем уме! Вышвырнуть разницу! Нет мне больше от нее 
пользы!»
И не колеблясь более, выхватил Иван из-за пазухи сережки поддельные, на 
Василисины как две капли воды похожие, и швырнул их через всю гридню. Блеснули 
они в свечном свете, да и воткнулись в розовые ушки Василисы.

– Ах! – воскликнула Василиса, соображая, что же произошло. – 
Ах!
Владимир обернулся, подозрительно посмотрел на нее, и широко раскрыл рот. 
Сережки! Самоцветные сережки с синим камушком болтались в ушках Василисы.

– Ах! – с новыми силами повторила Василиса. – Ты что это разглядываешь, 
муженек?
– Сережки твои рассмат