души оторвать.

Илья подумал и 
кивнул:
– Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем.

Смолянин пошевелил губами, потом 
кивнул:
– Ладно, пару. Все равно я в прибыли.

На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, а Иван, по дурости 
своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал.

– Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводном 
царстве?
– Было, – согласился Добрыня. – Примерещилось мне, что я не Добрыня-богатырь, а 
простой парень по имени Завгар. Неплохой вроде парень, умный, но сложения не 
богатырского. То ногу сломаю, то другую. Скучная, одним словом, жизнь. А потом 
поехал я на Русь, богатырем стал... Но рассудив трезво решил я, что 
галлюцинации эти были мороком, Кащеем напущенным. И больше их вспоминать не 
собираюсь.

Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чем занимался Добрыня 
в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него всей командой и в путь 
отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора Лиза то плот подталкивала, 
плывя за кормой, то встречных русалок распугивала, не давала им петь песни свои 
завлекательные.

А уж сколько радости было, когда к бережку пристали, да коней своих увидели! Те,
 бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки с деревьев пообрывали. 
Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкой напоили. Иван на радостях 
Гнедка в губы 
поцеловал!
Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потом толмач прощаться стал.

– Богатыри! – улыбаясь сказал он. – Рад я был с вами познакомиться, но пора и 
честь знать. Отправлюсь я к себе на родину, и всем буду про вас рассказывать.

– Это правильно, – благосклонно кивнул Алеша.

– Привет Кейсероллу, – сказал Кубатай. – У меня в Киеве еще дело есть, так что 
я завтра приеду.

– Увижу – передам, – похихикивая сказал Смолянин. – Видишь ли, Кубатайчик, 
ухожу я из ДЗР.

– Чего? – поразился Кубатай. – На что ты жить-то будешь? Кому твой русский язык 
нужен, кроме нашей 
конторы?
Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами.

– Вот оно – мое будущее! Организую я компанию, назову ее «Я+Я». Буду яйцами 
торговать.

– Почему «Я+Я»? – изумился Кубатай.

– «Я плюс Яйца»! – пояснил Смолянин. – 
Звучит?
– Ну, в общем, да, – признался Кубатай. – Только ж яйца твои кончатся быстро, 
вот и прогоришь.

Смолянин загадочно улыбнулся.

– Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А во-вторых – он 
невольно схватился за поясницу, – во-вторых прав был Манарбит.

– В чем 
прав?
– Остаются кое-какие свойства после пребывания в этномагическом поле! – 
загадочно изрек толмач и пришпорил коня.

Кубатай, разинув рот, следил за стелющимся за Смолянином облаком пыли. Потом 
тревожно 
сказал:
– Что ж мне-то останется? А, 
Иван?
– Весной увидишь, – дипломатично предположил дурак.

Кубатай кивнул и 
сказал:
– Придется мне с Кейсеролла молоко требовать за вредность работы. Молоко... и 
сливочки, и сметанку...

Так и поехали дальше – Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые, Добрыня – 
надежд преисполненный, Кубатай – задумчивый, а Иван-дурак, по обыкновению, 
радостный.



А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была приглашена вся 
знать русская, послы кавказские, половецкие, и печенежские, татарва пленная да 
киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зелена вина.

Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой печали. 
Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить княгиню.

– Ваше высочество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и мудрец 
заморский с ним.

– Прыткий, прыткий, – грустно повторила Василиса. – Все они прыткие, на 
обещания-то... Ах! Что же мне делать? Честь моя под 
угрозой!
– Первая часть Киевского бала! – заявил заглянувший в горницу паж. – Василиса, 
тебя князь 
кличет!
– Ах! – закатив глаза произнесла Василиса. – Совру, что забыла сережки на 
тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет – конец мне.

– А значит – и всей земле русской, – горько прошептал