|
то
языках:
«Этнографический музей», на вывеске было написано.
Глава восьмая, последняя, в которой Кащей объявляет, что этнос порождает эпос,
но Ивану это ни о чем не
говорит
А другую надпись – «хранилище» – Иван прочел на двери в темницу. Пошатываясь,
спустился по лесенке. Кощей снова стал маленьким лысеньким толстячком.
Само-собой, уменьшившись, его руки и ноги из оков выскользнули. Теперь, сидя на
глиняном полу, он, морщась и постанывая, растирал запястья и лодыжки. Увидев
Ивана, скривился в подобии
улыбки:
– Серьезный вы человек, Иван Иванович. Сумели таки! Да только и сами не рады,
как я погляжу.
– Да что случилось-то, Кащей?! Что со мною? Что с замком? Что... Вообще?...
– Сережки-то Василисины при вас? – вместо ответа задал вопрос Кащей.
– Тута они, куда ж им деться-то? – разжал Иван потную ладонь, демонстрируя
синевато поблескивающие пластинки.
– Дайте хоть полюбуюсь на них...
– Ишь, чего захотел! – снова сжал кулак Иван. – Хватит!
Налюбовался!
– Да бросьте, Иван Иванович, – махнул Кощей рукой досадливо, – чего боитесь-то?
Силушка-то моя улетучилась вся.
– Так ведь и у меня – улетучилась, – смущенно признался Иван.
– И чего ж тогда нам, каликам немощным, таиться друг от друга теперича?..
– И то правда, – вздохнул Иван и протянул серьги Кащею.
Тот, близоруко прищурившись, поднес украшения к глазам, шмыгнул носом
растроганно и, сказав самому себе задумчиво: «С них-то все и началось...»,
обратно Ивану вернул.
– Да что началось-то?! – вновь обозлился Иван, – признавайся, Кащей
проклятый!
– Ладно, – кивнул тот, – начнем с того, что звать меня на самом деле Манарбит.
А Кащей... Еще в юности я увлекся изучением русской культуры, выяснил, что у
меня самого предки были русскими, стал доискиваться корней своей родословной и
узнал, что фамилия моих пра-пра-прадедов – Кащеевы. А уж потом, после
Преобразования...
– Какого такого преобразования? – потряс головой Иван. – О чем
ты?
Кащей с кряхтеньем поднялся на ноги.
– Иван Иванович, да что мы тут-то, на складе, беседуем? Пройдемте наверх, кофею
выпьем.
Взяв Ивана за руку, он прихрамывая двинулся вверх по лестнице и продолжил
разговор неожиданным
вопросом:
– Иван Иванович, где, по вашему, мы
находимся?
– Как где, тать проклятый, – неуверенно выругался Иван. – В замке твоем поганом,
где ж еще нам быть-то...
– Да нет же, Иван Иванович, я шире, шире спрашиваю. В земле какой, в каком
краю?
А?
– Совсем обалдел аль издеваешься? На Руси мы! Я другой такой страны не знаю,
где так вольно дышит
человек!
Кащей, ухмыльнувшись, глянул на Ивана искоса и
сообщил:
– Четверть века назад остров сей носил название Мадагаскар. В Африке мы.
– В Африке?! – не поверил своим ушам Иван. И вспомнил тут же песенку Кубатаеву
да бормотание его... «Ах, басурман!!! – возмутился он про себя, – издевался,
выходит!» Но от бессилия гнев его вылился лишь в жалобный стон: – О-о... в
Африке...
– Да, – твердо сказал Кащей, садясь в кресло. – В Африке. Сие – остров
Мадагаскар, – плавно окинул он рукой пространство вокруг себя, – двадцать пятый
век от Рождества Христова.
Выпучив глаза, Иван рухнул в кресло напротив, и Кощей продолжил свой рассказ,
включив по ходу кофеварку.
...В середине третьего тысячелетия, когда в результате войн и естественной
ассимиляции все нации и народности напрочь перемешались, неожиданно вспыхнула
повальная мода «восстанавливать» свою национальность, изучать «родные» язык и
культуру.
Одну из самых сильных и фанатичных групп составили те, кто поклонялся всему
русскому. Они называли себя «Новые Славянофилы». И именно они настояли на
создании «этнического заповедника» – места, где было максимально воссоздано
|
|