х рассказывать 
умеет!
И вцепилась в первую.

– Не трожь, у первой язык самый длинный! – проревела четвертая голова, 
перекусывая шею пятой.

– Сосед, ты посмотри, что они творят? – изумилась шестая голова, обращаясь к 
седьмой. – 
Разнимем?
И две головы дружно дохнули на дерущихся огнем. Третья голова, которой тоже 
досталось, 
завопила:
– Что вы лезете в наш внутренний конфликт? Что, самые 
крайние?
Вместе с четвертой головой, уже расправившейся со своим противником, они 
дохнули пламенем на шестую и седьмую головы. И началось. Из багровой огненной 
тучи слышалось щелканье челюстей, вопли, и, временами, тяжкое падение 
откушенной головы. На землю лилась черная кровь.

– Ребята, ребята, – повторял изумленный Кубатай, отступая. – Я ведь только 
хотел решить все по-интеллигентному, по-культурному...

Алеша Попович схватил мудреца за шкирку, посадил на коня, и стегнул коня 
нагайкой.

– Сваливаем, – поддержал его Добрыня, подстегивая ломовую лошадь Ильи Муромца. 
Иван подхватил с земли погнутую булаву и поспешил за ними.

Когда друзья отъехали на пару верст, Илья разлепил глаза и 
спросил:
– Что, съели 
мудреца?
– Нет...

– А чего так 
тихо?
Богатыри глянули на Кубатая, и увидели, что несчастный мудрец вновь принялся 
есть семечки. Через силу, давясь и отплевываясь, но не останавливаясь.

– Это Марьюшка, – догадался Иван. – Когда уезжали, она Кубатаю сказала: пусть 
мои семечки тебе сами в рот лезут, когда слов мудреных некому будет сказать. 
Вот они и лезут. Сбылось пожелание.

За спиной богатырей гулко ударил взрыв. Запахло свежестью, как при грозе.

– Самоистребилось чудище, – заключил Добрыня. – Вовремя отъехали, а то бы 
ударной волной покалечило. Молодец, Кубатай! Это ж надо – такого зверя до 
смерти заболтать. У меня-то, если честно, уже попа сыграла...

– А чего вы боялись? – удивился Смолянин. – Вот я, как Алеша советовал, 
сохранял оптимизм. И в результате только чуть-чуть обмочился.

Богатыри засмеялись шутке, и дружно похлопали Смолянина по плечу, как бы 
принимая его в добры молодцы. Доехав до ближайшей речки они простирнули портки, 
разложили скатерть-самобранку, что дала в дорогу Марьюшка, и перекусили: салом, 
бананами, парным молочком и солеными огурцами. Завершила пир знатная медовуха.

И только Кубатай, обреченный поглощать семечки, ожесточенно лузгал Марьюшкин 
подарок. На глазах его выступали слезы, лоб вспотел, но он героически добивал 
второй мешок.




Глава четвертая, в которой хитроумный Иван-дурак побеждает искушение 
великое

Гнев, о бояны, воспойте Ивана, Иванова сына... Да и как тут не гневаться – на 
свою, да спутников недальновидность? Ведь знали же, что дорога не только посуху 
пролегает, что река Смородина на пути, а не 
позаботились!
– Что ж ты, Кубатай, – укоризненно сказал дурак кавказцу, когда до реки они 
добрались, – мудрецом слывешь, а ек надоумил хоть лодчонку какую-никакую 
прихватить!
– Не кручинься, Ваня, – бодро ответствовал Кубатай, – глянь, какие вдоль берега 
деревья знатные растут! Вмиг плот 
соорудим!
Сказано – сделано. За работу они принялись. Илья с Добрыней деревья валили, 
Алеша с Иваном сучья рубили, Смолянин лианы заготавливал, а Кубатай – 
командовал. Глазом моргнуть не успели, как дело с