ий шелест заглушал мои движения.

Пошарив по камню, я нашел жалкий уступ, встал на него. Потом на следующий. 
Зацепился за какой-то кустарник, хорошо еще, что не колючий, и продвинулся на 
следующий метр. Не так уж и трудно, тем более что высота не чувствовалась.

– Я не сорвусь, – прошептал я неизвестно кому. – Слышите? Не сорвусь. Так не 
бывает – попасть в волшебный мир и сорваться со скалы...

Камень под моей ногой дрогнул. Я затаил дыхание, и дальше пришлось подниматься 
молча. Минут через десять, коснувшись ладонью губ, я почувствовал вкус крови. 
Пальцы стерлись о камень. Наверняка то же случилось и с ногами, но проверять я 
не стал. Висеть на скале, как таракан на стенке, было невозможно, и я продолжил 
подъем.

Минут через пять, когда я понял, что устал до предела и вот-вот сорвусь, я 
выбрался на небольшой уступ. Тесно прижался к скале, сел, свесив ноги во тьму. 
Интересно, высоко ли? Метров пять, десять? Явно мало для того, чтобы спрятаться 
от непонятного оружия летающих тварей.

Сняв бесполезную майку, я по очереди обматывал руки и ноги, выжидая несколько 
минут, чтобы остановить кровь. Подъем разгорячил меня, холод больше не 
чувствовался. Оставив рваную и перепачканную майку на уступе, я продолжил 
первое в своей жизни восхождение. Журчание воды по левую руку было моим 
проводником. Один раз я даже попал на мокрый участок скалы, где брызги падали 
мне на голову. Пришлось медленно и осторожно сдвигаться вправо, чувствуя, как 
предательски скользок стал камень. Иногда я отдыхал, если попадались надежные 
площадки, потом вновь начинал подниматься. И тьма ползла за мной, скрывая 
высоту и растворяя в себе время. Быть может, я карабкался полчаса, может, 
несколько часов, не знаю. Единственное, что я знал точно – никогда еще я так не 
уставал.

А потом над головой захлопали крылья, и, посмотрев вверх, я увидел несущийся 
сквозь темноту мрак. Две тени парили почти на одном уровне со мной, и, вжимаясь 
в скалу, я услышал свистящий 
шепот:
– Лей...

Я ничего не увидел, лишь снизу послышался треск, словно по всей долине 
захрустели невесть откуда взявшиеся сухие сучья. Потом зашипела вода в ручье. И 
ударила волна горячего, раскаленного воздуха.

Прижавшись к мгновенно нагревшемуся камню, я задыхался от удушливого жара. 
Дующий снизу ветер трепал мне волосы, и я вдруг почувствовал, как на 
расцарапанных ногах запекается кровь.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Летающие тени исчезли, зной 
отступил. Я висел на скале, и кожа запоздало покрывалась потом.

Черный огонь угас. Но за те мгновения, пока подо мной сгорала долина, я успел 
понять, что взобрался уже очень высоко. Метров пятьдесят не меньше. И я был 
уверен, что спуститься не смогу. Значит – вверх.

– Я не боюсь, – как заклинание повторил я.

Темнота и тишина ползли по скале вместе со мной. Становилось все холоднее, 
пальцы на руках онемели, ног я почти не чувствовал. Выбравшись на очередной 
уступ, я долго лежал, собирая остатки сил, потом пошарил пред собой рукой, 
нащупывая скалу. Но пальцы коснулись лишь мягкой, живой травы.

Я смог. Я поднялся, выбрался из каменной западни и оказался, кажется, на 
каком-то плато, где дул ровный холодный ветер, а трава была влажной от росы. 
Быть может, дальше тоже вздымались горы, но я ощущал вокруг себя огромное 
свободное пространство. Здесь можно было бы дождаться Солнечного котенка... 
будь у меня хоть какая-то одежда и пища.

Наверное, еще час-другой назад я бы опять разревелся. От холода и одиночества, 
от полной безнадежности. Но бегство от существ из мрака и подъем по скале 
что-то изменили во мне. Это дома, подравшись на улице или получив от мамы 
очередной нагоняй, я мог плакать. Здесь было слишком страшно для слез.

А для того чтобы лежать на траве и тихо замерзать, ожидая моего незадачливого 
волшебника, я был слишком горд.

Поднявшись с земли, я прижал ко рту ладони и 
закричал:

– Э-э-й!
Наверное, я просто хотел услышать эхо. Убедиться, что в темноте есть еще 
какие-то звуки, кроме биения моего сердца.

Но еще прежде чем далекое эхо вернуло мой слабый крик обратно, в нескольких 
шагах от меня зашуршала трава. И кто-то неви