|
моя комната. За столом сидела мама.
– Это вранье, – сказал я сам себе. – Это испытание. Это неправда.
Мама меня не слышала. И не видела, для нее стекло было обычной стеной,
оклеенной обоями. Она не плакала, и лицо у нее было спокойное. Она
перелистывала лежащий на столе альбом с фотокарточками. Наверное, посмотрела в
очередной раз, а теперь сидит и не знает, что ей делать...
И я вдруг понял: то, что показывает мне Меч – правда. Мама именно так и сидит...
или сидела после того, как я исчез.
Я могу разбить стекло. И вернуться.
– Почему ты не могла так раньше... – бессвязно прошептал я. – Мам, почему ты
замечала меня лишь когда я болел... или теперь, когда пропал...
Мама продолжала сидеть. И я вдруг понял, что правда кончилась. Сейчас передо
мной просто застывшая картинка, фотография. Моя мама давно бы уже встала и
пошла звонить подруге или готовить что-нибудь на кухне. Ее жизнь не остановится,
если я исчезну.
Но от этого почему-то страх лишь вырос. И я потянулся к мечу – разбить
стеклянную стену, вбежать в комнату, к маме...
Стать не Крылатым, а просто мальчиком Данькой из седьмого класса. Мне даже
стало смешно. И я не коснулся Меча.
– Знаешь, – прошептал я, глядя сквозь стекло, – это раньше я боялся, что ты
меня разлюбишь или умрешь. А теперь понял: в жизни все по-другому. Я бы все
равно стал взрослым, только позже. И понял, что жить надо самому. Я, наверное,
плохой. Только так получилось, что я быстро вырос. Мам, подожди, я еще вернусь.
Стекло стало мутнеть. И передо мной оказалась просто каменная стена. С узким
темным проходом, в конце которого слабо горел свет. Я сделал несколько шагов во
тьму.
Было очень тихо. Коридор впереди казался нескончаемо длинным и темным. Не
выдержав, я взял Меч в руки и вошел во тьму. Клинок был холодным даже сквозь
кожаные ножны.
– Темнота – это ерунда, – громко сказал я. – Это не страшно. И то, что я уже не
маленький, – тоже. Ерунда...
– Тебе теперь все ерунда, сынок, – послышалось впереди. И я замер.
– Папа? – Слова почему-то давались с трудом.
– Да, – прозвучало из темноты. – Удивительно, что ты меня не забыл. Мать ты
предал очень даже просто.
– Это ты ее предал, – прошептал я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
– Я не предавал, Даня. Это была наша жизнь. Взрослая. И тебе ее не понять.
– Ты не можешь здесь быть, – сказал я и протянул руку. Пальцы наткнулись на
что-то мягкое и теплое. Папа всегда любил костюмы из тонкой шерсти, он только
их и носил. Но я отдернул руку, словно коснулся змеи.
– Почему не могу? Мне все объяснили. Я даже знаю, что ты здесь делаешь. Тебе
хочется поиграть в войну,
сынок?
– Нет, – прошептал я.
– Хочется. Ты всегда таким был. Тебе нравилось все ломать и рушить с самого
детства. Убегал из дома... лгал мне. Сколько я тебя ни наказывал, это не
помогало.
Я отступил на шаг. А папа
продолжал:
– Хочешь знать, почему мы с мамой
разошлись?
– Нет! – крикнул я. Но отец не слушал.
– Из-за тебя, Данька. Мать не захотела воспитать из тебя нормального
интеллигентного человека. Она потакала всем твоим капризам. Она делала из тебя
подлеца. Вот и добилась своего.
– Уходи! – крикнул я, прижимаясь спиной к стене. – Уходи! Это все
неправда!
– Правда. Ты же сам об этом думал, когда я ушел от вас. А теперь готов прогнать
еще раз.
Я молчал.
– Проблемы со слухом? – почти ласково спросил папа. – Ничего, беседа у нас
будет долго
|
|