сто садист. Всегда им был, даже когда назывался Крылатым.

Почему я его не 
убил?
– Ты много говоришь, – неожиданно произнес другой Летящий. – Сразу видно – 
недавно был человеком. Не нужно.

– Нужно, – огрызнулся Ивон. – Я лучше знаю людей. Уже сейчас в нем рождается 
мрак. От страха. От предчувствия боли. Я знаю.

– Не будет во мне никакого мрака! – крикнул Лэн. – Я просто умру от ваших 
пыток!
– Не умрешь. Нельзя умереть полностью, – сказал Ивон. – 
Видишь?
Он поднял черную колбу, которую держал в руках.

– Это Черный огонь. Слабенький, разведенный. Он не сожжет тебя, когда мы вольем 
его в твое горло. Он выжжет в тебе человеческую смерть и человеческие чувства. 
Это будет началом. Видишь 
колбу?
Ивон протянул руку и сорвал с лица Лэна очки.

– А теперь ты ничего не увидишь, – торжественно сказал он. – До тех пор, пока 
Тьма не даст тебе новые глаза.

Я еще раз тщетно попытался выломать решетку. Не смог и соскользнул на пол, уже 
не заботясь, услышат меня или нет. Подбежал к двери, подергал ее. Господи, что 
же мне делать? Биться о стены, пока за ними будут... нет, даже не убивать или 
пытать, а превращать в чудовище моего 
друга?
– Думай о том, кого ты любишь, – донеслось из-за стены. – Думай, что Черный 
огонь превратил человеческую любовь – в нашу. Чтобы легче было искать своих 
друзей и приводить их к нам.

– Я не буду о тебе думать, Данька! – закричал Лэн так, что у меня на мгновение 
замерло сердце. – Не 
буду!
Он замолчал, словно ему зажали рот. И я, что-то закричав, прыгнул на каменную 
стену, готовый или проломить ее, или разбиться насмерть.

Мгновения словно растянулись. Я вдруг увидел всю стену – каждый камень, каждую 
крупицу черного раствора, скрепляющего их. И алые точки, горящие между камней. 
Их скрепляли Черным огнем, человеческой кровью.

Но как ни старайся, весь свет из крови не уйдет.

Я ударил по алой точке, горящей передо мной. Ударил, не отрывая от нее 
Настоящего взгляда. И камни, дрогнув, зашатались, словно вся стена была сложена 
из детских кубиков.

Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, я влетел в соседнюю 
камеру.

Ивон разжимал рот дергающемуся Лэну, вливая туда дымящуюся черную жидкость. 
Второй Летящий перебирал лежащие в тазике крючки и ножи. Когда стена 
рассыпалась и я оказался перед ними, оба оцепенели.

– Получай! – крикнул я, выхватывая меч. И ударил Летящего, который был ближе, 
перерубая ему шею.

Это оказалось так легко – даже без Настоящего зрения. Словно меч ударил не 
плоть, а прогнившую изнутри деревяшку. Летящий с грохотом повалился, окутываясь 
дымным смрадом. На пол упал уже не человек, пусть даже бывший, а куски черного