ашня.

– Башня 
Летящих?
– Конечно. Караван дойдет до островка, к нам выйдут Летящие, и я буду говорить 
с ними. Обычно никаких подвохов не бывает, но надо все предусмотреть. Я хочу, 
чтобы ты со своим напарником проверил дорогу до башни – это километров десять – 
и убедился, что на ней нет засады. Потом вы вернетесь и будете охранять мою 
семью. Летящие не должны вас увидеть, они плохо относятся к Крылатым.

– Значит, вы с ними торгуете, – сказал я.

– Иначе никакой охраны не хватило бы. К тому же мне выгодно торговать со всеми. 
Это моя работа.

Спорить было глупо, а говорить, что он поступает подло, еще глупее. Я промолчал.

– Еще вопрос, мальчик. Откуда у тебя Настоящее 
зрение?
– Заметили? – полюбопытствовал я.

Торговец снял очки и помахал ими.

– Это стекла, наполненные тьмой. В них ничего не увидишь на свету, зато 
прекрасно видно во мраке. И очень хорошо замечаешь черные стороны в людях.

– Значит, изучали меня? – Я едва смог сдержаться.

– Пробовал. В твоих глазах Настоящий свет, он слепит меня. Полагаю, тьма в моих 
очках точно так же мешает тебе.

Я почувствовал к нему легкое уважение.

– Мешает. Поэтому я вам не доверяю.

– Твое право. Бывали уже люди, которые считали нас, торговцев, виновными во 
всех бедах. Они приходили в наш город в поисках зла, но... Ладно, разбирайся 
сам. Но пока ты ошибаешься.

– Откуда у вас эти очки? – выкрикнул я. – Их делают 
Летящие?
– Да. А я с ними торгую. Вещи не виноваты ни в чем, очки тьмы можно 
использовать для самых добрых дел. Я торговал бы и Настоящим светом, останься 
он здесь...

– Его нет, потому что вы его продали! – крикнул я. И, отвернувшись, пошел к 
Лэну. Тоже мне, философ торговый! Торгую всем, чем выгодно! Вещи не виноваты... 
Знаем, и на Земле такое говорят, когда продают оружие и наркотики. Ладно, 
придем в их город – разберемся.

– Лэн! – крикнул я, увидев своего Младшего. – Хочешь 
размяться?
Он неуверенно 
улыбнулся:

– Летим?
– Да. Задание от нашего доброго нанимателя.

Ничего больше не спрашивая, Лэн расправил Крылья и взмыл вверх. Я увидел, 
какими взглядами проводили его взрослые. Неудивительно, я бы на их месте тоже 
помирал от зависти...

Раскрыв Крылья, я поднялся следом. Легко, даже легче, чем Лэн. В полете я сразу 
сорвал черную ленту, сунул ее в карман, огляделся. Нашел поток воздуха, 
несущийся в нужном направлении, и подставил ему Крыло.

– Куда мы летим? – Добираясь ко мне напролом, через все воздушные течения и 
омуты, спросил Лэн.

– По караванной тропе. Она ведет в долину, а там...

– Там – башня Летящих, – мгновенно меняя тон, крикнул Лэн. – Данька, там 
Летящие!
– Знаю. Но торговец туда и направляется. Думаешь, везет остатки товаров для 
другого города? Ничего подобного! Для 
Летящих!
Ничего больше не говоря, Лэн полетел над тропой. Я – следом. Мы летели низко, 
метрах в двадцати, чтобы хорошенько рассмотреть все щели в камнях. Но засады не 
было. Я сразу это понял, потому что с моим новым зрением Летящие, окутанные 
тьмой, видны были бы даже в укрытии.

Вылетев из ущелья, где лежала тропа, мы оказались над болотом. Долина была 
небольшая, вся залитая грязью. От которой шел резкий, даже на высоте 
чувствовавшийся запах.

– Вон она, башня Летящих! – сказал Лэн, притормаживая. Мы зависли рядом. Я 
посмотрел вперед – и впервые увидел жилище Летящих.

Посредине болота был маленький скалистый островок. А из него, сложенная из 
такого же серого камня, поднималась вверх тонкая башня. Не очень уж и мрачная 
на вид, высокая – метров сорок. Верх башни опоясывал узкий выступ – с него 
Летящие, наверно, и стартовали.

Мы медленно подлетели ближе. Башня казалась мертвой. Лишь когда до нее осталось 
метров двадцать, я увидел узкие окна-амбразуры. И в них дрожала тьма.

– Летим обратно, Лэн, – прошептал я. Мне стало не по себе и сразу захотелось 
вернуться к каравану.

– Нам не надо нападать? – дрожащим голосом спросил Лэн.

– Зачем? Торговец с ними не ссорится, он просто боится засады.

– Зато мы с ними воюем...

– Лэн, один Летящий погоды не сделает. А сколько их в 
башне?
– Не знаю. Иногда они живут поодиночке, иногда группами...

От башни потянуло холодом. И я почувствовал взгляд – тяжелый, ненавидящий 
взгляд сквозь ночь