мущался и начал торопить Лэна идти домой. Перед 
дверью Герт остановил меня и дал узкую черную ленту.

– Не стоит Крылатым видеть твои глаза. А то они решат повторить наказание. 
Проделаем дырочки, и...

– Не надо дырочки, – сказал я, завязывая лентой глаза. – Это ведь просто 
материя. Спасибо, Герт. Спасибо, Кэя. Пирог был 
отличный!
И мы пошли к себе домой. Котенка я держал на руках, а Лэн придерживал меня за 
плечо, словно я по-прежнему был слепым. На улицах оказалось много народу, видно,
 время еще было раннее. Я шел и видел лица встречных. Некоторые, особенно 
Старшие Крылатые, улыбались. Таких было немного, очень немного. Но они были.




7. 
Караван

Шоки зашел только через три дня, накануне нашего с Лэном второго вылета. Нельзя 
сказать, что мы скучно провели это время. Я прочитал уйму книг, попадались 
очень интересные; каждый день тренировался с Крылом, учил Лэна приемам айкидо, 
рассматривал картины, которые рисовал прежний Старший Лэна, Керт. С моим новым 
зрением это было ужасно интересно. Например, читал я раз в десять быстрее и 
часто догадывался, чем кончится книга, еще на первых страницах. Такие книги я 
не дочитывал. А обучая Лэна приемам, я видел все его ошибки так ясно, что 
выправлять их было проще простого. С картинами же было интересней всего. Я их 
видел по-настоящему, как раскрытые в стене окна, а не как куски раскрашенного 
холста. Этот Керт был отличным художником, хотя, по-моему, и не совсем хорошим 
человеком. Была у него картина, где над черным неподвижным морем, под серой 
пеленой туч, летели двумя цепочками Летящие и Крылатые. Вдали, едва различимые 
на картине, они сливались в один строй, улетающий куда-то в бесконечность. 
Картина называлась «Перед боем», только я-то видел, что никакого боя здесь нет 
и не будет. На другой картине падал на скалы убитый Летящий, а над ним парил 
Крылатый, похожий на самого Керта, если верить Лэну. Эта картина называлась 
«Победитель». Летящий на ней был гордым и красивым даже в смерти. А Крылатый 
нарисован кое-как, словно художник стеснялся его изображать. Еще одна картина 
мне очень понравилась, а Лэну нет. И неудивительно. На ней был нарисован сам 
Лэн, сидящий с ногами в кресле и исподлобья глядящий в сторону. Там легкими 
красивыми мазками были нарисованы парень с девушкой, чокающиеся бокалами с 
вином. Лэн, глядя на эту картину, злился и говорил, что Керт был разгильдяй и 
бабник, но его, Лэна, это ничуть не трогало, и называть картину «Ревность» 
глупо.

Мне все время хотелось спросить, как Керт попал в плен, потому что я уже начал 
кое о чем догадываться. Но пока откладывал этот разговор.

Очередной наш вылет был вечером, и с самого утра мы только и делали, что 
наедались впрок, изредка перепархивая по комнате. Чтобы размять Крылья.

Шоки я увидел сквозь дверь, начал было искать свою черную повязку, потом плюнул 
на это и просто сел в крес