е торговцев... 
торговок...

– Привет, Даня, – помахала мне рукой Гарет. Реата, стоящая у нее за спиной, 
подмигнула мне.

У меня внутри все опустилось, а сердце забухало часто-часто. Гарет сделала 
несколько шагов, подходя ко мне, положила руку на мое плечо. В отличие от 
дочери она улыбалась.

– Я рада, что ты победил, – продолжила она. – Сумрак не воюет со Светом. Этому 
миру потребуется многое... очень многое из других миров. И только мы сможем 
дать ему зерно для посевов, животных для пастбищ, стекла для окон... – Гарет 
улыбнулась. – Солнцезащитные очки и крем от загара.

– А расплачиваться придется 
светом?
– Нет конечно же. Свет – вовсе не самый выгодный товар, Даня. Умелые бойцы 
стоят куда дороже.

Я молчал. Не собирался я спорить с торговцами, и единственное, что хотел 
сказать, спускаясь к каравану: «Убирайтесь 
навсегда!»
Вот только Гарет я этого сказать не смогу.

– Сумрак не воюет со Светом, – повторила Гарет. – Он достаточно силен, чтобы 
позволить себе мир.

– Мы не случайно встретились, – прошептал я.

– Конечно. – Гарет кивнула. – А что было случайного в твоей жизни с тех пор, 
как ты встретил Котенка? Все происходило так, как хотел Свет.

– Не все, – очень тихо, чтобы не услышал Лэн, ответил я. – Там, в башне, я 
поступил по-своему...

– Да, – неожиданно легко согласилась Гарет. – Поэтому ты мне и нравишься, Даня.

Может быть, мне показалось. А может быть, она и вправду говорила искренне. 
Только я отступил назад, словно мне стало страшно.

Так оно и было – на самом деле. Сумрак не воюет со Светом, а Свет – с Сумраком. 
Но и мира между ними нет... Не может быть.

– Прощайте, – не то Гарет, не то всему каравану, не то своему детству сказал я.

– Прощай, – кивнула Гарет. – Мы не встретимся больше под этим небом.

Крыло отозвалось болью, когда я взмыл в небо – голубое небо с пушистым 
оранжевым Солнышком. Крылу был ножен отдых – но я не мог сейчас отдыхать.

Хорошо, что ни Лэн, ни Шоки не стали ничего спрашивать. Мы летели домой – над 
голыми скалами, над речушками, над обратившимися в груду щебня башнями Летящих, 
над городами Крылатых, где улицы пестрели от высыпавших из домов людей.

А над городом Лэна небо было пустым, и по улицам носилась лишь малышня. Отсюда 
на войну ушли почти все.

– Я лечу на площадь, – сказал мне Шоки, когда мы стали снижаться. – Надо все 
рассказать...

– Я туда не полечу. Извини. – Я глянул на Шоки с неожиданным даже для себя 
вызовом. Но он не спорил. Завис в воздухе – и я почти физически почувствовал 
боль, бьющуюся в его Крыле.

– Это был мой последний вылет, Данька, – как-то очень строго сказал Шоки. – Я 
выложился весь, мне больше не взлететь. Но я рад, что мы воевали рядом... жаль 
только, что не я первым нашел тебя.

Что я мог ему 
сказать?
А Шоки протянул руку – это очень трудно сделать, когда паришь на месте, и 
коснулся моего плеча.

– Женщина торговцев сказала, что вы не увидитесь под этим небом. А мы с тобой 
не увидимся никогда. Я чувствую. Спасибо тебе, что мы можем видеть это небо. 
Прощай.

Он сложил Крыло и провалился вниз, лишь перед самой землей начиная тормозить.

– Что это с ним? – хмуро спросил Лэн.

– Не знаю, – признался я. – Летим домой, Лэн.

Мы сели на площадку своей башни и спустились в дом по винтовой лестнице. Первым 
делом я стянул Крыло, бросил его на кровать, забрался в ванну и полоскался 
минут двадцать, смывая с себя сладкий запах гари и мелкий, как пыль, песок. 
Потом постоял минуту под ледяным душем и до боли растерся полотенцем.

Голова стала ясной, и даже настроение улучшило