чтобы Крылатые не услышали, и тихонько 
прошептал:
– Тебе все равно, как светить, верно? Тебе хорошо. Легко.

Солнечный камень не ответил – если он и мог слышать, то уж не говорил-то он 
точно. Я погрел немного руки над ним, потом встал. Шоки со своим Младшим как 
завороженные смотрели на Свет. И даже не замечали, как стены подвала трескаются,
 как целые камни в них хрустят, рассыпаясь в песок.

– Пойдемте, Крылатые, – сказал я. – Башня Летящих не привыкла к такому свету. 
Она развалится минут через пять. Пойдемте.





***


Главная башня Летящих была видна издалека. Черная игла, впившаяся в небо, 
маячила за скалами, то приседая, то вытягиваясь в такт подъемам и спускам тропы.
 Хотелось верить, что нас еще не заметили.

Мы с Лэном и Котенком шли в хвосте колонны. Когда Крылатые остановились на 
очередной привал, мы успели перекусить, прежде чем идущий впереди Шоки добрался 
к нам.

– Мне кажется, нас заметили, – без предисловий начал он.

Котенок иронично посмотрел на Шоки и 
спросил:
– Как ты дошел до этой 
мысли?
– Чувствую. – Шоки не собирался обижаться.

– Нас заметили давным-давно, – сообщил Котенок. – Не зря в той башне, где 
Данька нашел Солнечный камень, оказалось так много Летящих. Это было последнее 
предупреждение.

– Так. – Шоки помрачнел.

– Теперь мы разделимся, – продолжил Котенок. – У нас будет своя цель, у вас – 
своя.

Я отошел, присел прямо на землю. Котенок что-то разъяснял Шоки, повторил давно 
обговоренные вещи. Лэн постоял возле них, потом подошел ко мне, присел.

– У вас дождь бывает? – спросил я, глядя в ровные серые тучи.

– Очень редко, – подумав, словно об очень важной вещи, ответил Лэн.

– Победим – будет. – Мне вдруг захотелось пообещать ему что-то иное, кроме 
неизбежного боя в башне.

– Хорошо, – согласился Лэн. И задумчиво сказал: – Знаешь, наверное, очень 
обидно бороться-бороться, а в самом конце – умереть.

– Ты чего? – Я насторожился. Лэн 
хмыкнул:
– Мне до конца не дойти, Данька. Я знаю.

– Брось...

– Внутри все холоднее и холоднее, – словно не слыша меня, говорил Лэн. – И это 
уже не страшно. 
Понимаешь?
Я кивнул. Глупо было валять дурака.

– Помни про ключ. – Лэн вдруг хлопнул меня по плечу, и я вздрогнул. Жест был 
совершенно нормальным... только не для Лэна. – Когда умирает Крыло, то и тот, 
кто в нем, гибнет.

Надо было сказать, что ключ я ломать не собираюсь – что бы ни случилось. Вот 
только я боялся, что неправду Лэн почувствует – и промолчал.

– Помни про ключ, – повторил Лэн.

А потом к нам подошел Котенок, и мы сидели, глядя, как уходят по тропе Крылатые 
и взрослые.





***


Теперь мы шли среди скал, без всякой дороги. Шли медленно – и Котенок нас не 
торопил. Он то сидел у Лэна на руках, то забирался к нему за пазуху и спал там, 
изредка высовываясь, чтобы дать новое направление. Когда мы остановились на 
ночлег, а Котенок так и не отошел от моего Младшего ни на шаг, я не выдержал и 
спросил, в чем дело.

– Маскировка, – охотно объяснил Котенок. – Мой свет Летящим легко почувствовать,
 но когда я с Лэном – он его гасит.

– А 
я?
– А ты нормальный, – неожиданно встрял Лэн. Он улегся прямо на камни, явно 
собираясь уснуть. – То, что в глазах свет, – надо еще увидеть. Надо подойти... 
посмотреть.

– Ты все теперь используешь, Котенок, – тихо сказал я. – Даже беду. Даже горе. 
Это стало «маскировкой».

– Мы много лет воевали с Тьмой чистыми руками. – Котенка мои слова не задели. – 
Не убей, не пошли на смерть, не предай... И Тьма росла. Хватит. Мы воюем честно,
 но если обстоятельства сложились в нашу пользу – почему бы и 
нет?
– Тем более что обстоятельства так легко направить в нужную сторону. Лэн, ты не 
собираешься ставить 
убежище?
– Забыл, – с ноткой удивления отозвался Лэн. Раскинул руки, и его Крыло 
вздулось, превращаясь в черную палатку.

Теперь Котенка и моег