| |
ервые стало заметно, что
ресницы у него растут в два ряда: один - стрельчатый, а другой - пушистый...
Ох, если бы не Скюз, бесстрашный и застенчивый Скюз...
- Не может быть, чтобы твой принц любил так же, как я, - прошептал он
едва слышно.
- Успокойся, он вовсе не мой, и его вообще не существовало, - Рюделя
вместе со всеми его песнями придумал один человек.
- Тогда найди в сокровищнице самый ценный дар и отошли этому человеку...
Таира решила не уточнять, как давно почил ее любимый поэт, - в истории
французской литературы она была не сильна.
- Там видно будет, - сказала она. - Сперва покончим с нашими поисками.
- Сперва... - Он задохнулся и не смог договорить. Только взмахом руки
указал на двустворчатую дверь, зловещим полукружьем чернеющую в глухой
стене. Девушка легко вбежала по последним ступенькам, и створки бесшумно
разошлись. Таира и принцесса переступили порог, и створки за ними мягко
захлопнулись. Девушка, несколько удивленная тем, что их владетельный гид на
этот раз не последовал за ними, обернулась - деревянная дверь была глухой.
Никаких створок. И по всему видно, что пытаться ее отворить - дело
бесполезное.
Таира только пожала плечами - знал бы творец всех этих секретов, на что
способны джасперяне!
- Сориентируемся, - коротко бросила она принцессе.
Но это было легче сказать, чем сделать. Они находились в углу комнаты,
своими размерами больше напоминающей тронный зал, хаотично заставленный
всевозможной драгоценной мебелью и утварью. Было очевидно, что Оцмар собрал
здесь творенья мастеров не только своей, но и сопредельных дорог. Самым
приятным открытием был приличных размеров бассейн, ничем не огражденный и
устроенный вровень с полом; наиболее настораживающим оказалась необозримой
ширины постель с обманчиво одинокой подушкой. Одного взгляда было
достаточно, чтобы удостовериться в том, что на ней никто в обозримом прошлом
не спал. Вазы с фруктами напоминали о желательности обеденного перерыва, и
пушистые крылатые зверьки, запрыгивая в комнату через широкое, во всю стену,
окно, стремительно порхали от одного столика к другому, привычно воруя
пропитание.
- А вот и ты, - проговорила принцесса, указывая на картину, висящую над
изголовьем.
Она или не она, это еще был вопрос, но картина была именно та, о которой
рассказывал Полуденный Князь: девушка под вуалью, сидящая на диковинном
троне. Справа и слева, обрамляя ее, расположились серебряные раковины,
образующие подобие Бахчисарайских фонтанов.
- Не знаю, как ты, а я бы окунулась, - заметила Таира. - Пока мы одни.
Но они уже не были одни. То тут, то там планочки наборного паркета
начинали вращаться, раздвигаясь как лепестки диафрагмы, и снизу, точно
дежурные призраки на театральной сцене, поднимались серебристо-серые
воздушные создания с покорностью в движениях и потупленными взорами. Но
когда их глаза ненароком подымались, в них сверкало жгучее любопытство. Они
помогли снять пингвиньи балахоны и, разделившись на две молчаливые стайки,
подвели принцессу к глубокому парчовому, как и было обещано, креслу, а Таиру
- к точной копии изображенного на картине не то трона, не то скамьи
подсудимого, потому что черный бархатный табурет был огражден изразцовым
полукольцом и еще рядом ощерившихся кактусов. "Злые травы" - это Оцмар точно
подметил. Все это до мельчайшей детали соответствовало картине, висевшей над
изголовьем, и точно такое же, как и нарисованное, расшитое жемчугами платье
ожидало Таиру.
Кресло это стояло у самого ограждения оконного проема, через которое в
комнату вливался золотой солнечный свет.
- Мне предложен маскарадный костюм. - Девушка просто информировала
принцессу, - о том, чтобы не примерить такое великолепие, и речи быть не
могло.
Легкие пальцы серокожих прислужниц умело освобождали ее от пыльной
куртки.
- Только я, с вашего разрешения, прежде всего ополоснусь. - Она осталась
в одном крошечном купальничке телесного цвета, отделанном золотистой
тесьмой. - Э-э, походное снаряжение не трогать!
Она свернула одежду и сапожки в тугой узелок и, едва касаясь босыми
ногами теплого пола, помчалась, полетела через весь этот зал к принцессе,
держа перед грудью узелок с одеждой, как баскетбольный мяч.
- Лови! - крикнула она на бегу, посылая натренированным движением
скомканную одежду прямо на колени моне Сэниа, через головы не успевших
расступиться непрошеных горничных. - Закинь на корабль, а то еще выбросят на
помойку!
- Стоит ли раскрывать перед всеми... - начала принцесса, полулежавшая на
жесткой парче, больше напоминавшей змеиную кожу.
- Подумаешь! Одним чудом больше. Но если ты настаиваешь...
Она огляделась и увидела еще одну огромную картину, задернутую бархатной
шторой так, что виднелся только уголок посеребренной рамы. Скинув походную
одежду, в которой приходилось оставаться даже ночью, она почувствовала себя
почти невесомой и сейчас была готова прыгать, как на батуте, и петь
по-птичьи, и наделать тысячу легчайших радужных глупостей, эфемерных и
прелестных, как мыльные пузырики детства; переполнение сказочностью этих
покоев, одурью безграничного поклонения темнокожего властелина этой страны и
вообще непроходимым не правдоподобием всего происходящего приводило ее в
состояние той иллюзорной эйфории, когда спишь и сознаешь, что все это - во
сне, а потому доступно любое чудо...
Но чудес на ум что-то не приходило, и пришлось ограни
|
|