как заснешь... Одним сибиллам ведом подлинный ужас, потому как  нет
у них надежды на спасение в могиле. Да и кары вам, людишкам смертным,  разве
придумаешь? Раздвоить - так это миг один, зажарить аль утопить - подолее, но
разве сравнишь это с муками сибилло заточенного?
   - Врешь, не заточали тебя.
   - А то знаешь? Прапрадедов твоих тогда под солнцем еще не грелось,  когда
меня Кана-Костоправка заточила. Наследника ей,  вишь,  захотелось,  кабанихе
старой, всем двором утрюханной! Ни одно заклинание ее не пробрало.
   "Если врет, то до чего убедительно!" - подумала Таира.
   - Ну, бросили меня в придорожный колодец  каменный;  пока  караваны  шли,
меня еще потчевали - кто подаянным куском, а кто и калом  рогатовым.  А  как
прихолодилось, кормиться стало нечем. Тогда я принялось ступени  в  каменной
стенке выгрызать, да только зуб поломало. Он и сейчас там  лежит,  как  ночь
опускается - чую, ноет он от холода... Ты не думай, что у меня  только  тело
мое бессмертно, - каждая частичка моя, хоть зуб,  хоть  волос,  нетленны,  и
ежели я хоть ресницу на дороге уроню - потом век свой буду  глазом  дергать,
когда на нее наступят. Вот так.
   "А  ведь  со  своими  он  не  придуривает,   мол   "сибилло   уронило..."
По-человечески говорит, без этого третьего лица. Значит, это он только перед
нами выпендривался, - отметила девушка. -  Насчет  бессмертия  он,  конечно,
заливает, как всегда, но даже мудрый Рахихорд,  похоже,  клюнул.  Хотя  -  а
вдруг правда?.."
   А "бессмертный" продолжал:
   - Только ты мою  тайну  храни,  Рахихордушка,  тебе  еще  долго  жить  да
править, сам меня не обидь и никому воли не давай. Потому как  нет  на  всех
дорогах под солнцем существа жальче, чем сибилло, - денно и нощно боится оно
раздвоения и усечения. Ибо каждая  часть  его  будет  болью  томиться,  пока
кто-нибудь воедино все косточки не соберет.
   - А кому это надобно - кости сибилловы подбирать? Их гуки-куки  обгложут,
и поминай как звали! - недоверчиво предположил Рахихорд.
   - Что от губ моих уцелеет, то  и  гуков  заклянет,  чтоб  кости  собрали,
логично заключил шаман.
   Таира  подумала,  что  пора  ей  уже  и  появляться,  но  старый  рыцарь,
стосковавшийся по общению, не унимался:
   - Так тебя что, и из колодца гуки-куки вызволили?
   - Ну а  кто  же?  Как  весна  пришла,  унюхал  я  стаю,  выбрал  четверых
поздоровее и принялся им хвосты растить. Когда хвосты вытянулись  непомерно,
приманил я гуков к колодцу, задами посадил и хвосты сплел. А вот вылезти еле
сил достало, феи подсобили. Потому как за всю зиму-ночь треклятую крошки  во
рту не было, от холода лютого сон-угомон не шел, от голода лед  грыз...  Что
там говорят: кожа да кости. Кости стужей истончились, кожи не стало  -  одна
прозрачная пленочка... Ой, люто мне было так, что заточения я страшусь,  аки
казни.
   -  То-то  на  колдовство  ты  стал  скуп  -  для  себя  силы  припасаешь?
поинтересовался Рахихорд.
   - Да много ли я умею! Когда я родился, заклинаний было ведомо - на  руках
пальцев хватит, чтобы перечесть. А когда  колдовство  да  ведовство  в  силу
пошло, у меня уже память отшибло. Так  что  нонешние  сибиллы  передо  мной,
почитай, что князи перед смердами. Это  я  тебе  тоже  по  секрету  великому
говорю. Вот так. Да где ж пичуга наша с водичкой? Не иначе,  орехи  в  траве
подбирает...
   - А вот и  я!  -  поспешила  явиться  девушка,  чтобы  не  дать  старикам
предположить наиболее вероятное.  -  Разбавлять  будете  один  к  трем,  как
древние греки?
   - Сибилло разберется.  -  Шаман  тут  же  вернулся  к  своим  излюбленным
оборотам. - Оно на своем веку чего не пивало...
   - Может, вам ягод каких-нибудь поискать, мяса-то вчерашнего не осталось.
   - Не знаю, как на твоей дороге, а на нашей после  первой  не  закусывают,
наставительно заметил шаман.
   - Не порти ребенка, - оборвал его старый рыцарь. - Наливай  лучше.  А  на
закуску птичку в поднебесье заговори.
   Но не успел незадачливый заклинатель и рта раскрыть, как на  земле  возле
него появилась громадная корзина, наполненная дымящимися пирогами. Еще миг и
сетка величиной с добрый гамак, набитая  полосатыми  и  крапчатыми  плодами.
Хлюпнул содержимым запечатанный бурдюк. Кильватерным строем пошли  оловянные
блюда с жареным мясом.
   - А уж прибеднялся-то! - укоризненно протянул Рахихорд,  ткнув  шамана  в
бок острым старческим локтем.
   Таира хихикнула - она-то понимала, что это кто-то из дружинников  обчищал
дворцовую кухню. Сибилло выхватил из корзины пирог, разломил его и  половину
протянул Рахихорду, но  сам,  прежде  чем  есть,  плюнул  на  палец  и  стал
подбирать им крошки, просыпавшиеся на колени. У девушки засосало где-то  под
сердцем - надумать да наврать можно с три короба, но вот  это  инстинктивное
движение перед  полными  корзинами  еды  -  оно  в  подсознании,  так  может
поступать  только  тот,  кто  действительно  умирал  от  голода.  Несчастный
Кощей...
   - Дедуля, давай я тебе брови да усы подберу, есть ведь мешают, -  сказала
она, движимая острой жалостью.
   - А и прибери сибиллу неухоженного, -