и  снова  замер  в  своей
обычной зоркой недвижности.
     - Ты мне побалуй - оставлю в самом тесном закуте, - пообещал Асмур, и
конь испуганно захлопал глазными заслонками. Окрик был риторическим -  ему
в любом случае пришлось бы взять коня с собой, а последний просто не смел,
не мог, да что там говорить - генетически был не способен не  повиноваться
хозяину, так как вел свою родословную от рыцарских коней  основателя  рода
Муров. Вероятно, надо  было  попросту  приказать  ему  воспылать  к  крэгу
безмерным дружелюбием.
     Но почему-то Асмур, не в  первый  раз  озадаченный  взаимоотношениями
между конем и крэгом, такого приказа не отдал. Нахмурившись, он наклонился
и стянул узлами  пряди  стремянной  шерсти,  выбивающейся  из-под  крупных
пластин чешуи. Вдел сапог в волосяную  петлю,  одним  толчком  очутился  в
седельном  гнезде.  Все  это  мерно  и   неторопливо,   как   и   подобает
владетельному эрлу. Не говоря уже о том, что, может  статься,  садился  на
коня этот эрл в последний раз.
     Ведь козыри - ночные...
     Конь, игриво изгибая шею, расправлял крылья, подставляя  их  голубому
лунному свету.  Делал  это  он,  несомненно,  в  пику  крэгу,  который  по
сравнению с конем казался куцым птенцом.
     - Но-но,  -  примирительно  сказал  Асмур,  похлопывая  коня  жесткой
перчаткой и одновременно проводя подбородком по тугим  перьям,  укрывавшим
наплечники камзола. - Поедем шагом.
     Это относилось к обоим, но Асмур поймал себя на том, что он вроде  бы
извиняется перед крэгом за недружелюбие коня. Да, неплохо  было  бы  перед
походом до  конца  выяснить  их  взаимоотношения,  да  жаль  -  эта  мысль
несколько запоздала. Оба они ему преданны, но, видят древние боги, до чего
же по-разному!
     Конь предан, потому что он - конь, это у него в крови.
     Крэг предан, потому что он верен Уговору, - то есть, самому себе.
     Или всем крэгам?
     Он  тронул  коня  коленями,   тот   гордо   пересек   двор,   миновал
величественный донжон, и копыта  его  мерно  зацокали  по  ночной  дороге,
брызжа тусклыми искрами. Замок с игольчатыми шпилями, кружевными виадуками
дамских мостков, по которым некому уже было гулять, с  шатрами  конюшен  и
опалово-лунными бассейнами сиренников,  с  глухими  коробками  заброшенных
казарм и призрачными решетками чутких до одушевленности  радаров  медленно
отступал назад, в темноту, в прошлое и, возможно, в небытие.
     Ведь козыри - ночные!
     Солнце,  послав  в  вышину   традиционный   зеленый   луч,   уступило
турмалиновую чашу небосвода веренице лун,  и  они  окрашивали  узкие  поля
кормового бесцветника, окаймляющие дорогу, в печальные опаловые  полутона.
За  лугами  следовали  однообразные  коробчатые  корпуса  нефтеперегонного
комбината - фамильный лен Муров, еще в  глубокой  древности,  до  Уговора,
пожалованный королем  Джаспера  старейшему  из  их  рода.  С  тех  пор  из
поколения в поколение все Муры  становились  химиками  по  наследственному
образованию, оставаясь в душе и по призванию воинами, и  очередной  король
подтверждал ленное право Муров, хотя с каждым веком это славное  семейство
становилось все малочисленнее.
     Когда умер отец Асмура, у его вдовы остался один  малолетний  сын,  и
никто не предложил ей ни руки,  ни  поддержки.  Восемнадцать  лет  правила
Тарита-Мур замком, заводами и сервами, все это время  безвыездно  находясь
вдвоем с сыном в громадных, чуть ли не самых обширных на Джаспере,  ленных
землях.  Едва  сын  достиг  совершеннолетия,  прослушав  весь   универсум,
положенный  будущим   химикам,   и   сразившись   на   турнире   в   честь
одиннадцатилетия  ненаследной  принцессы  Сэниа,  как  она  с  облегчением
передала ему все управление, теша  себя  мечтой  о  возрождении  семейного
счастья... Но надежда на женитьбу сына и появление внуков, которым  хотела
посвятить себя Тарита-Мур, не оправдалась. Что произошло там, на  турнире,
когда его сын одного за другим сразил мечом, десинтором  и  голыми  руками
трех не виданных по мощи  боевых  сервов?  Упоенная  доблестью  сына,  она
смотрела на него и только на него...
     А смотреть-то нужно было на принцессу.
     Она допросила всех сервов, сопровождавших их на турнир,  допросила  с
пристрастием, посекундно воспроизведя зрительную  и  эмоциональную  память
каждого из них. Нет, ничего не произошло  между  ее  сыном  и  своенравной
принцессой, да и что могло произойти в  тот  день,  когда  девочке  минуло
одиннадцать лет?
     Но с тех пор он не поднял глаз ни на одну красавицу Джаспера, и когда
мона Сэниа достигла совершеннолетия, Тарита-Мур нисколько не удивилась, ее
сын тайно попросил у короля руки его дочери.
     И еще меньше удивилась она, когда Асмур получил отказ.
     Слишком обширны были ленные владения Муров; случись что с  Асмуром  -
управление всеми заводами легло бы на принцев, которые  и  без  того,  как
подобало  королевской  семье,  осуществляли  координацию  экономики  всего
Джаспера; да и самой моне Сэниа пришлось бы взяться за ум и за химию, а  о
ней поговаривали, что Ее Своенравию  ничего  не  было  мило,  кроме  столь
несвойственных нежному телу военных  утех  да  бессмысленных  многодневных
скачек от владения к владению, где на тысячи миль не встретишь человека, а
лишь поля, да чистые родники, да реденькие  заводы,  да  суетящиеся  сервы
собирающие на осенних безветренных склонах небогатый урожай. Странный нрав
был у принцессы, ничего