| |
Мы с Лидией Сергеевной поглядели друг на друга и надуваться на-
чали, чтобы хохот удержать. Потом я говорю:
"Ладно, если выродит, подарю".
А сам думаю: "Найду где-нибудь и принесу".
"Только р-рыжего".
"Рыжего трудно. Федот-то серый, а дети всегда на родителей по-
хожи".
Он думал, думал и, знаешь, что придумал?
"А давай,- говорит, -покрасим его желтой краской. А когда коте-
нок уже будет, мы его опять отмоем".
Знаешь, Ришка, мы все чуть не взорвались от хохота. Даже Валер-
ка... Он, между прочим, так хорошо смеется, весело, когда не боится.
У него даже голос теперь немного другой стал, чище как-то.
Мы тогда долго сидели у Лидии Сергеевны, потому что начался
дождь с грозой. В эти дни у нас частые грозы. Мама боится и вздраги-
вает, а я люблю, когда грохает. Потому что гром - это не страшно,
это уже после молнии. Если слышишь, как гремит, значит, молния уда-
рила мимо... А какая у вас погода? У нас, если нет грозы, то тепло и
солнечно. И от этого хорошее настроение.
...Ришка, только одно плохо: Горька на меня опять надулся. Ка-
жется, сильно. Потому что я целый день был в парке с Валеркой, а
Горька меня ждал, ждал... Но, понимаешь, нельзя было, чтобы Горька и
Валерка вместе... Пока нельзя. Валерка его боится. Вернее, стесняет-
ся как-то... Я Горьке вечером хотел объяснить: "Понимаешь, так полу-
чилось, ты не обижайся..." А он: "Я и не обижаюсь, насильно мил не
будешь". И пошел домой.
Вот это меня сегодня сильно грызет.
А еще грызет что-то непонятное из-за сегодняшней съемки для те-
лепередачи. Да нет, я не боюсь, что плохо сыграю, и даже не волну-
юсь, только кажется, что может что-то случиться. Вот этого боюсь,
сам не знаю почему... Но ничего, это я переборю. И опять на всякий
случай надену под майку свой старый пионерский галстук..."
Из-за съемки во всех классах отменили последние уроки (вот была
радость в школе!). Учителя быстро отправили ребят по домам. Хорошо,
что погода теплая,- в раздевалке никакой суеты. Среди учеников наш-
лись несознательные личности, которые пытались укрыться в разных
классах и кабинетах: им хотелось потом просочиться в зал и поглазеть
на телекамеры и операторов. Однако этих нарушителей быстро выловили
и проводили к выходу. Им осталось разглядывать громадный серебристый
фургон с буквами "TV" и два автобуса, которые стояли у школьного
крыльца. От фургона и автобусов тянулись к школьным окнам толстые
резиновые кабели.
А в школе стало пусто и гулко, как в каникулы. Только в зале
возились у больших глазастых телекамер и многочисленных светильников
молодые бородатые дядьки, а в раздевалке спортзала натягивали на се-
бя театральные костюмы участники спектакля. Да в учительской перего-
варивались учителя - одни остались по делу, другие - из любопытства
(их-то не выгонишь, как ребят)...
Журка украдкой поправил под футболкой галстук и торопливо натя-
нул через голову узкую бархатную курточку с пышными рукавчиками у
плеч и широким кружевным воротником. Подошел к молчаливому Горьке,
сказал тихонько:
- Застегни, пожалуйста...
Это означало: "Горька, не сердись на меня. Я нисколечко не хо-
тел тебя обижать. Я же не виноват, что так получается..."
Горька неторопливо и старательно затянул у Журки под воротником
застежку-"молнию". И ничего не сказал.
- Спасибо,- подождав, проговорил Журка.
Горька, наверно, не слышал. Он уже влезал в клетчатый комбине-
зон дежурного шута.
"Ну и пусть!- с резкой досадой подумал Журка.- В чем я вино-
ват?"
Он кинул на плечи плащ и, позванивая шпорами, пошел из разде-
валки. Почувствовал, что Горька смотрит вслед, но оглядываться не
стал.
По звонким пустым лестницам Журка поднялся в зал. Здесь то за-
жигались, то гасли жгучие белые рефлекторы. На сцене стояла декора-
ция комнаты принца. За кулисами басовито вякали электрогитары и по-
давала голос флейта. Журкина тревога почти угасла. Стало расти
привьгчное праздничное волнение, как всегда перед спектаклем.
Два бородатых оператора о чем-то негромко спорили с третьим,
курча
|
|
