моем облике? Неужели 
человек, надевший ботинки не на ту ногу, страшнее 
дракона?
Алиска тем временем снова села на кровать и 
сказала:
– Юлька, мойся дальше. А то у тебя вся физиономия в пасте.

– Но ботинки...

– Он же их переодевает. Как и положено. Понимаешь? Он настоящий.

– Как настоящий? – спросил Алик. – Я очень даже настоящий. С меня только что 
взяли профсоюзные взносы за три месяца. Если бы я был не я, больше чем за два 
месяца никогда бы не взяли. Вы как 
думаете?
– Вообще не взяли бы, – сказала Алиса. – А как вам кино 
понравилось?
– Вы и об этом информированы? Кино было скучным, но остальное великолепно. Вы 
это хотели 
узнать?
– Простите, Александр Борисович, – вмешалась Мария Павловна. – Скажите, 
пожалуйста, со всей откровенностью: вы вчера поздно вечером возвращались в 
больницу?
– Мария Павловна, вы меня об этом спрашивали вчера в половине двенадцатого ночи.

– Разумеется... но тем не менее...

– Что же случилось? Я прихожу на работу, заглядываю в палату к двум умненьким и 
милым девочкам – девочек нет. Будто их ветром сдуло. Стекло разбито, дверь 
сорвана. Разве ночью был 
ураган?
– Я думаю, это был шквал. Или смерч, – сказала Алиса. – Юлька так испугалась, 
что закричала, и мы упали с кроватей. А у Марии Павловны была галлюцинация.

– Галлюцинация? – удивился Алик. Он кончил шнуровать ботинки, выпрямился и 
поглядел с гордостью на дело своих рук.

– Я ни в чем не уверена, – сказала серьезно Мария Павловна. – Следует 
ознакомиться со специальной литературой по этому вопросу. Может быть, виной 
переутомление – у меня создалось впечатление, будто вы приходили вчера вечером 
и приводили с собой отца этой девочки. И настаивали, чтобы я немедленно 
выписала Алису.

– А вы согласились выписать? – спросил Алик у Марии Павловны.

– Нет, я не соглашалась, потому что подобная выписка противоречит правилам. 
Однако... Да что я говорю? Наверно, заснула, задремала на посту и нарушила 
правила. Во всем виновата только я одна, и я согласна нести ответственность.

– А где же был де