было хождение по перилам мостов. 
	Я знал, что если я упаду, то инвалидом уже не останусь. А ощущение близкой 
смерти радовало душу и совсем по-другому окрашивало внешний мир. Люди, которые 
часто рискуют жизнью, становятся добродушней. Я потом понял почему. Ведь 
человеческие ценности и начинаются с жизни. Перед близкой смертью "стрелки" 
нашей души автоматически сдвигаются в сторону любви. Это саму жизнь наполняет 
новым смыслом. Огромное количество людей в мире рискует жизнью, вроде бы, из-за 
пустяков. Обычной логикой это не объяснить. А это, оказывается, один из 
механизмов, снимающих зацепки за человеческие ценности. И в пограничных, 
близких к смерти состояниях вспышка устремления к Богу и к любви может изменить 
человека качественно и вывести его на совершенно новое восприятие мира. 
	 В критических ситуациях со мной часто происходило что-то необычное. И когда 
пациенты говорят, что врачи подписали им приговор, я объясняю им, что врачи 
делают заключения, исходя из статистики. А когда человек обращается к Богу и к 
любви, статистика часто перестает работать. Врачи долго убеждали Валентина 
Дикуля, что с переломанным позвоночником он ходить не должен и не будет. Но 
добродушие и упорство не только поставили его на ноги, но и позволили ему 
помогать другим, успешно преодолевая тот же недуг. Человек озлобленный в 
критической ситуации быстро "гаснет". Оказывается, в значительной степени 
изменить свое тело и свой дух может тот, у кого происходит постоянная подпитка 
энергией. Человеческие ценности имеют определенную емкость - энергетическую. Но 
для совершения не сиюминутного, а протяженного во времени подвига человеческих 
ценностей не хватает. Неиссякаемым источником энергии в этом случае является 
чувство любви. Если человек в безвыходной ситуации выключает ориентацию на 
человеческие ценности и ориентируется на чувство безграничной сияющей любви, 
его волевой импульс становится сколь угодно высоким. И добиться может очень 
многого, и совершить любые чудеса. И здесь физическое выздоровление является 
только малой, крохотной частью тех возможностей, которые открываются перед 
человеком. 
	 Помню такой необычный случай, произошедший со мной, поскольку это было как 
раз после окончания первой книги. 
	 Я с друзьями поехал на Север в один из небольших городков, чтобы на природе 
отпраздновать выход первой книги. 
	 Остановились мы в местной больнице, там было несколько комнат для приезжих. 
Когда праздник был в разгаре, меня позвали врачи. 
	 - Послушайте, тут у женщины внематочная беременность, боимся, - до операции 
не дотянет. 
	 Я тогда только-только что-то начинал понимать в том, что называлось "кармой", 
но тем не менее моя помощь часто оказывалась эффективной. Я несколько минут 
поговорил с женщиной. Ее белое, восковое лицо понемногу стало розоветь. 
	Врачи решили, что этого достаточно, и отправили меня вниз. 
	Минут через сорок ко мне опять заглянул врач. 
	 - Вы знаете, скоро начнем операцию, а ей опять плохо. Вы могли бы подкачать 
ее просто энергетически? 
	 - Без проблем, - ответил я. 
	 - Да, еще мы боимся, что не хватит крови. Вы могли бы сдать кровь? 
	 У меня 1-я группа крови, резус положительный, т. е. она подходила любому 
человеку. 
	 - Можете брать сразу пол-литра, - сказал я. - Вес у меня большой. Но есть 
проблемы. Я выпил уже полторы бутылки водки. 
	Не знаю, как это скажется на пациентке. 
	 - Ничего, - успокоили врачи. - Это будет кровь с противошоковым компонентом. 
	 Мы поднялись на второй этаж и зашли в стерильно-чистое помещение. Перед этим 
на меня надели белые бахилы и белую шапочку. Я закатал рукав до плеча, положил 
локоть на подушечку, лежащую на столе. Рядом со стулом, на который я уселся, на 
пол поставили банку с цитратным раствором, чтобы кровь не сворачивалась. Из 
этой банки к столу тянулась резиновая трубка. 
	Ее в руках держала медсестра. Кроме меня, в помещении было три человека: 
женщина-врач и две медсестры. Врач перетянула мне руку выше локтя резиновым 
жгутом. Когда вена надулась, она аккуратно ввела в нее широкую иглу. С другого 
конца иглы сначала закапала, а потом полилась кровь. Женщина аккуратно 
подсоединила резиновый шланг, и кровь постепенно стала переливаться в банку. 
Банка стояла на метр ниже локтя, лежащего на столе. Через несколько минут около 
200 граммов крови перекочевало из моей вены в банку. 
	 - Как Вы себя чувствуете? - спросила врач. 
	 - Прекрасно, - ответил я. 
	 - Может быть, 200 граммов достаточно? 
	 - Да нет, берите 500 граммов, - сказал я, - вдруг не хватит. 
	 Но вот мой организм почему-то решил иначе. Истечение крови вдруг резко 
уменьшилось, а затем остановилось вовсе. 
	 - А Вы посжимайте кулак, может, кровь и пойдет, - посоветовала врач. 
	 Несколько минут я усиленно сжимал и разжимал руку. Но вена не выдала ни одной 
капли. Тут меня осенило. 
	 - Вы знаете, наверное, жгут слишком туго перетягивает вену, давайте его 
снимем. 
	 Врач послушно развязала резиновый жгут. Прошло несколько секунд, и вдруг я 
увидел ее изумленные глаза. Она смотрела на банку. У медсестер тоже вытянулись 
лица. Я взглянул вниз и увидел, что кровь всасывается обратно в вену. Секунд 
пять длился шок у женщины-врача. Потом она молча взяла резиновый жгут и 
попыталась выдернуть иглу из вены. Жгут она выдернула, но игла в вене осталась. 
Воздух с шипением стал входить в вену через иглу. Медсестры и врач застыли, 
глядя, как игла с шипением всасывала воздух. Урчание поднималось по вене от 
локтя вверх. Медсестры и врач продолжали стоять и смотреть, как воздух поднялся 
к плечу и подошел к ключице. Я понял, что надо что-то делать. 
	 - Пожалуйста, вытащите иглу, - попросил я. 
	 Врач опомнилась и ту