, затем взял в руки несколько 
крепких веток, чтобы дальше спускаться на одних руках. На всякий случай дернул. 
И легко их вырвал. Смотрел на ветки в своей руке и понимал, что шансов 
выбраться теперь у меня нет никаких. 
	 Но попробовать все равно нужно было. Я сжал ладонью максимальное количество 
веток, дернул и увидел, что они более или менее держатся. Плавно и осторожно, 
захватывая в руки пучки веток, начал спускаться. Метров пятьдесят я спускался 
только на руках. 
	 Потом стена стала более пологой, и я стал находить какую-то опору под ногами. 
Спускался я четыре часа. Три с половиной часа молчал. Чувствовал, что если 
отвечу своим друзьям, то мое сознание начнет работать, и я погибну. Когда 
подошел к группе, все начали меня ругать, поскольку я сорвал весь график 
перехода. Показал им то место, откуда спустился. Меня еще раз переспросили. Я 
снова показал путь, по которому полз. Издали мой маршрут казался еще более 
впечатляющим. Больше вопросов мне никто не задавал. 
	 - Там теоретически невозможно спуститься, - сказал, правда, один из членов 
нашей группы. 
	 Как-то один армянин рассказал мне странную историю: - У нас в небольшом 
армянском городке жила девочка, и мы, мальчишки, которые привыкли лазить по 
горам, каждый раз разевали рот, видя, как она развлекается. Она подходила к 
краю скалы, закрывала глаза и шагала вниз. И вдруг, неожиданно, ее падение 
замедлялось, и она начинала, как бабочка, перепархивать с одного уступа на 
другой. И так несколько сотен метров, пока не опускалась на землю. Потом она 
разбилась. После первой брачной ночи она решила испытать привычное ощущение 
полета, подошла к краю пропасти и шагнула в нее. Но ее подсознание, наверное, 
сильно привязалось к человеческим ценностям, не смогло их отпустить и стало 
зависеть от них. И, наверное, мелькнуло чувство испуга, когда она шагнула в 
пропасть. Похоже, с ней произошло то же самое, что и с Апостолом Петром, 
который шел по воде до тех пор, пока не испугался. Когда страх, сожаление, 
обиды ставят нас в зависимость от окружающего мира, чувство полета уходит не 
только из души, но и из тела. 
	 Не удержусь и расскажу читателям еще один случай о резервах человека в 
критической ситуации, когда ему свойственно не отчаяние, а оптимизм. 
	 Несколько друзей поехали на рыбалку. Остановились возле озера, взяли снасти и 
пошли на лед. Отошли от берега метров на сто, началась поземка, а потом пурга. 
Пошли назад другой дорогой. Вышли на тонкий лед, который вдруг треснул. Трое 
человек оказалось в воде. Двоих сумели вытащить, а одного найти не смогли, его 
затянуло под лед. "Минут пятнадцать мы его искали, - рассказывал мне знакомый, 
- но все было бесполезно. 
	Мы вернулись на берег, сели в машину и уехали. Проехали метров двести. Метет 
пурга. А я говорю: "Ребята, я слышу его голос, давайте возвращаться". Мне 
отвечают. "Успокойся, это ветер свистит, ты слишком переволновался". А я им 
повторяю: "Я четко слышу его голос, поехали назад"." Все решили, что у меня с 
психикой не в порядке, махнули рукой и двинулись назад. 
	Вернулись обратно к берегу. 
	 - Ну что, успокоился, можно ехать дальше? 
	 - Нет, берите топор, пойдемте со мной. Он из-подо льда кричит, будем лед 
рубить. 
	 Решили не спорить и отправились с ним. 
	 Прошли несколько десятков метров по льду, и вдруг у всех волосы дыбом встали. 
Все отчетливо услышали голос своего товарища, которого полчаса назад затянуло 
под лед. Голос был искаженным, но, тем не менее, - его. 
	 Подошли к тому месту, откуда раздавались звуки. Начали рубить лед топором и 
через минуту вытащили друга. 
	 А получилось следующее. Когда его затянуло под лед, он пытался вынырнуть, но 
натыкался повсюду только на ледяной потолок. Случайно его рука зацепила 
какой-то предмет. Это был кусок раскладушки, вмерзший в воду. Парень сначала 
через эту трубку кричал, а потом стал дышать. Вообще-то я подумал, что в трубке 
тоже должна быть вода и она должна была замерзнуть. То ли он сумел выдуть этот 
лед, то ли там было какое-то пространство, я не знаю. Но передо мной сидел 
человек, который слышал его голос, вытаскивал его, я видел, что это правда. 
	 - Меня потом неделю на руках носили, - рассказывает мой собеседник. - Такой 
пир закатили, что до сих пор соседи вспоминают. 
	 - Выдерживает испытание тот, кто правильно относится к жизни, - подумал я. 
	 На жизнь можно смотреть как на цепочку постоянных потерь. И в конечном счете, 
все человеческие ценности, которые мы имеем, мы обязаны потерять. 
	 Но это поверхностный взгляд. В каждой ситуации и в каждой жизни у нас есть то,
 что никогда не уменьшается, а только увеличивается. Это любовь к Богу и 
соединение с ним. С высшей точки зрения, мы никогда не теряем, а только 
приобретаем. 
	 Если была любовь, то от нее в душе должна остаться радость встреч, а не 
горечь разлук. 
	 - Как мне стать счастливой? - спросила меня одна американка. 
	 - Вы всегда были счастливы, только не понимали этого, - сказал я ей. - Когда 
все вокруг становится поводом для накопления любви в душе и излучения ее, тогда 
мы по-настоящему чувствуем иллюзорность нашего бытия и реальность Божественного 
в нашей душе. 
	 Я раньше не понимал, откуда у меня неистребимое желание рисковать жизнью. 
	 Когда в начале 1970-х годов я работал экскурсоводом на Кавказе, обычно я 
оставлял группу на Рице и пешком спускался вниз по дороге. А примерно через два 
часа группа собиралась, и меня подбирали на обратном пути. Мне очень нравилось 
в одиночестве идти по ущельям. Ощущение единства с природой было больше. Моим 
любимым занятием