свою жизнь».
      Сара начала плакать. «Я должен был слушаться своего сердца, а не закона 
страны. Но у меня не было выбора. Это должно было послужить уроком для моих 
подданных. Таков был закон. Мне жаль, что так вышло с моей сестрой».
      Узнаешь ли ты в ком-то из этой жизни свою сестру? Возможно, это кто-то из 
твоих знакомых в иной форме?»
      «Это Чейз, – не колеблясь, ответила Сара. – Я решила возвратиться вместе 
с ним на этот раз, чтобы мы научились проявлять справедливость друг к другу». 
Улыбка тронула уголок ее рта. «Это смешно, – прибавила Сара, – но у моей сестры 
тогда тоже были прямые рыжие волосы. Почти у всех остальных волосы были 
черными».
      Сара открыла глаза и широко улыбнулась.
      «Вот почему ты всегда стараешься уступить своему брату, даже когда он 
надоедает тебе?»– спросила я Сару.
      «Я думаю, что да», – ответила Сара с лукавой улыбкой, потянулась и 
запрыгала по комнате, явно желая избежать дальнейших комментариев.
      Сара всегда уступала Чейзу все лучшее. И мы со Стивом не могли не 
изумляться тому великодушию и терпимости, которые Сара проявляла по отношению к 
своем)' младшему беспокойному брату. Я усмехнулась про себя, вспомнив, как мы 
приписывали эти добродетели хорошему родительскому воспитанию, но дело, 
очевидно, обстояло гораздо сложнее.
      Мы вышли на кухню, выпили там сока, а затем перешли на террасу, где яркое 
солнце Флориды заставило нас щурить глаза. Чейз терпеливо поджидал нас там. Он 
вел себя так хорошо, как только может вести себя шестилетний мальчик, зная, что 
примерное поведение обязательно будет вознаграждено.
      Норман взглянул на часы и сказал, что у нас есть время для еще одной 
регрессии. Затем обратился к Чейзу, чтобы узнать его мнение на этот счет. Он не 
хотел, чтобы Чейз остался в стороне. Сара все еще сияла. Чейз ответил: 
«Конечно».
Грязные ноги
      Мы все пошли назад, в кабинет Нормана. На этот раз Чейз уселся в 
откидывающееся кресло. Маленький мальчик в большом кресле.
      Норман начал так: «Ты недавно был в Диснейуолде. Расскажи мне о своем 
любимом аттракционе». Чейз рассказал, как ему понравилось ездить на машине по 
дому с привидениями. Машина шла ровно, а затем внезапно дергалась в сторону.
      «Хорошо, – продолжал Норман, – а теперь представь, что ты снова сидишь в 
этой машине и едешь очень, очень быстро и все время кружишься и кружишься». 
Чейз ухватился за ручки кресла. Его веки быстро затрепетали, дыхание участилось.
 «Эта машина едет очень быстро, а затем внезапно останавливается. Когда она 
остановилась, ты выходишь из нее и оказываешься в иной жизни. В той жизни, куда 
ты хочешь попасть».
      «Я мужчина. На мне коричневые штаны, – Норман подмигнул мне, Сара же 
сидела с закрытыми глазами и ловила каждое слово, – и белая рубашка. Она очень 
большая – не похожа на обычные рубашки. На ногах у меня сандалии с кожаными 
ремешками. Я могу видеть эти ремешки и грязные пальцы ног. Сейчас жарко и полно 
пыли. Очень сухо. Женщина... моя жена стоит рядом со мной. Она одета в платье. 
На голове у нее шляпа с полями, торчащими в обе стороны. Я меня есть маленький 
сын. Я делаю для него деревянные игрушки. У меня есть собака. Я очень счастлив».

      Во второй раз я слышала, как мой сын говорите том, что у него есть семья. 
От этих слов у меня по телу пробежала легкая дрожь.
      «Какой работой ты занимаешься?» – спросил Норман.
      «Я вырезаю деревянные изделия для людей. Мне нравится моя работа. Я 
счастлив».
      «Произошло ли что-то с тобой в этой жизни?» – спросил Норман.
      «Это хорошая жизнь. Я люблю свою семью».
      «Произошло ли что-то важное в этой жизни?» – спросил Норман.
      «Я работаю, я люблю свою работу. Мой сын растет и учится работать, как и 
я. Он вырезает красивые вещи из дерева. Это хорошая жизнь, я действительно 
люблю свою семью».
      «Был ли в той жизни кто-то знакомый тебе по этой жизни?» – продолжал 
зондировать Норман, стараясь выяснить, что осталось незавершенным в той жизни.
      «Да, мой сын. Это мой друг. Хенсон».
      Я вспомнила Хенсона, который всегда сопровождал Чейза в школе, и 
улыбнулась, вообразив его сыном Чейза. Матери Хенсона и мне нравилось, когда 
мальчики встречались после школы и играли вместе. Они были так добры друг к 
другу и никогда не дрались.
      «Можешь ли ты что-то еще рассказать об этой жизни?» – нас поджимало время,
 но Норман хотел довести сеанс до конца.
      «Да, о моей собаке. Я скучаю по собаке из той жизни. Я страшно 
расстроился, когда мои родители отдали собаку перед тем, как родился я. Я снова 
хотел иметь собаку. Я очень грустил, когда они отдавали собаку».
      «Ты знаешь, что произошло перед тем, как ты родился?» – уточнил Норман.
      «О да, я знал, что они отдают нашего пса, но я не мог сказать, чтобы они 
не делали этого, так как не родился еще». Это был интересный поворот. Да, у нас 
была собака, большая немецкая овчарка, которую мы вынуждены были отдать, так 
как переезжали из деревни в город. Мог ли Чейз действительно знать об этом 
прежде, чем появился на свет? Знают ли дети о том, что происходит в окружающем 
мире, находясь в матке? Эти вопросы я решила отложить на потом.
      Пришло время уезжать. Норман уверил Чейза в том, что это было очень 
здорово вспомнить такую счастливую прошлую жизнь, что эти чувства он сохранит 
навсегда в своем сердце. Затем он велел моему сыну открыть глаза. Чейз раскрыл 
глаза как-то особенно широко, потер их руками и стал внимательно разглядывать 
все в комнате. Затем он перелез