ние ко всему, мои подружки-католички пугали меня своими 
вариантами рая, ада и чистилища. Смерть в их представлении была чем-то ужасным, 
так как душа может навсегда попасть в очень плохое место. В их представлении, 
дорога в рай была совсем не простой – только небольшому проценту людей 
удавалось осилить ее. Итак, сделай я что-то дурное – и это обречет меня на 
вечные муки?
      Одним дождливым днем мы играли в нашем гараже с соседскими ребятами, как 
вдруг одна девочка встала и объявила, что мы обязательно попадем в ад, так как 
евреи не признали Иисуса Христа Спасителем. Ее слова разъярили меня. Это было 
несправедливо. С этого момента я отказывалась признавать их версию загробной 
жизни! Если они не дают мне никакого шанса лишь потому, что я еврейка, что ж, 
мне безразлично, что они думают о том, что происходит после смерти. Это была 
последняя капля!
      Затем мои мысли поплыли в другую сторону, к тому времени, когда я училась 
в колледже Симона в начале шестидесятых и впервые познакомилась с поэзией 
Элиота, с его шедевром «Четыре квартета», поразившим меня. Мой преподаватель, 
Конрад Сноуден, высокий представительный негр, обладающий незаурядным 
интеллектом, стоял перед нами и держал в руках книжечку Элиота, словно Моисей с 
Десятью Заповедями. Мы застыли на стульях, трепеща. Он заворожил нас своим 
магическим и страстным голосом, прочтя всю поэму. Исполненные тайны слова 
«Квартетов» звенели в моих ушах: «В моем конце – мое начало... чтобы обладать 
сознанием, не нужно быть во времени» [1].
      Эти две фразы я никак не могла забыть, они звенели в моей голове и 
сопровождали меня повсюду, подобно мелодии. Правда, таящаяся в этих строках, 
глубоко запала мне в душу и требовала от меня понимания. «В моем конце – мое 
начало... чтобы обладать сознанием, не нужно быть во времени». Месяцами я 
носила книжку Элиота в своем рюкзачке, надеясь, что это поможет проникнуть в 
тайну запомнившихся мне строк.
      Тем летом я с несколькими подружками отправились на Плам-Айлэнд, 
расположенный на север от Бостона, где еще сохранилась нетронутая природа, 
чистые дюны и пляжи. Весь вечер и всю ночь мы хохотали, рассказывали истории, 
ели китайские блюда и играли в разные игры среди темнеющих дюн. Ночное небо 
было особенно чистым, и звезды казались гораздо более яркими, чем в дымном небе 
над Бостоном. Когда первые лучи солнца озарили небо над океаном, я решила, что 
достаточно наобщалась, и, покинув друзей, поднялась на дюну, чтобы полюбоваться 
восходом и послушать шум  океанского прибоя.
      Когда оранжевая полоска солнечного диска проклюнулась над горизонтом, я 
почувствовала странный гул в ушах, и все вокруг меня начало искриться и мерцать.
 От горизонта исходило сияние. Затем все переменилось совершенно необычным 
образом. Моя усталость, гипнотизирующий шум прибоя, отблески восходящего шлица 
на воде переместили меня в совершенно неведомое мне раньше состояние сознания.
      Я не просто видела с помощью глаз – я постигала все окружающее меня. Я 
видела, ощущала, становилась песком, волнами и бесконечным оранжево-розовым 
небом. Мое тело все еще сидело на дюне, но я не могу сказать, что «я» сидела 
там, так как внезапно я превратилась в чистую энергию, и все окружающее также 
стало энергией, струящейся по мне и вне меня. Все то, что я всегда считала 
плотным веществом, превратилось в цельное отражение этой золотой энергии. 
Казалось, мое тело полностью растаяло и я превратилась в единое целое с песком 
и прибоем, а затем, на одно мгновение, слилась со всем Мирозданием. Я ощутила, 
что невероятно увеличилась. В моем теле находились миры, которые были больше 
«меня», я была гораздо больше той «Кэрол», с которой привыкла себя 
отождествлять. Легкость и радость хлынули в мой мозг, и я поняла, действительно 
поняла, что являюсь частью чего-то гораздо большего, чем мое ограниченное я.
      Тут же я осознала, что энергия, которую я ощутила в себе, никогда не 
исчезнет. Умереть может лишь тело, тогда как суть, пронизывающая все, но 
каким-то образом сфокусированная в моем теле, будет существовать вечно. «В 
недвижимой точке вращающегося мира нет ни плоти, ни плотского. Нет ни вперед, 
ни назад в недвижимой точке, где существует танец...» [2]. Слова Элиота наконец 
обрели смысл!
      Этот момент откровения, это блаженство были внезапно прерваны вспышкой 
молнии, прорезавшей небо. Мои друзья подбежали к дюне, на которой я сидела, и 
закричали, что собираются отправляться обратно в город, так как к острову 
приближается шторм. (Шторм так и не разразился.)
      По дороге в Бостон я пыталась описать этот «момент вечности» своим 
друзьям. Они не могли понять, шучу ли я или говорю всерьез. Как я ни старалась, 
у меня ничего не получалось – все звучало фантастично, даже для меня самой. Но 
это не было фантазией. Не было шуткой. Не было иллюзией. Все было реально – 
более чем реально. Все, что я пережила, не давало покоя мне несколько дней, и я 
никогда не забывала этого чувства. И сегодня я могу перенестись на тот пляж и 
ощутить неописуемое счастье тех блаженных мгновений.
      На следующий день я гуляла по Гарвард-сквер, все еще оглушенная тем 
необыкновенным переживанием и в отчаянии, что не могу подобрать слов, чтобы 
описать все это. Я зашла в одно из своих излюбленных мест – книжный магазин 
«Сфинкс» – и без всякой мысли вытащила наугад одну из книг, стоящих на полке. Я 
раскрыла ее и начала читать со средины. Слова словно ударили меня током – они в 
точности описывали то, что я пережила на берегу. «Твое собственное сознание, 
сияющее, пустое и неотделимое от Великого Тела Сияния, не имеет ни рождения, ни 
смерти и есть Неизменный Свет» [3]. Книга называлась «Тибетская Книга Мертвых».
      На следующей неделе я отложила в сторону «Четыре квартета» и ушла с 
головой в чтение «Тибетской Книги Мертвых».