|
ние ко всему, мои подружки-католички пугали меня своими
вариантами рая, ада и чистилища. Смерть в их представлении была чем-то ужасным,
так как душа может навсегда попасть в очень плохое место. В их представлении,
дорога в рай была совсем не простой – только небольшому проценту людей
удавалось осилить ее. Итак, сделай я что-то дурное – и это обречет меня на
вечные муки?
Одним дождливым днем мы играли в нашем гараже с соседскими ребятами, как
вдруг одна девочка встала и объявила, что мы обязательно попадем в ад, так как
евреи не признали Иисуса Христа Спасителем. Ее слова разъярили меня. Это было
несправедливо. С этого момента я отказывалась признавать их версию загробной
жизни! Если они не дают мне никакого шанса лишь потому, что я еврейка, что ж,
мне безразлично, что они думают о том, что происходит после смерти. Это была
последняя капля!
Затем мои мысли поплыли в другую сторону, к тому времени, когда я училась
в колледже Симона в начале шестидесятых и впервые познакомилась с поэзией
Элиота, с его шедевром «Четыре квартета», поразившим меня. Мой преподаватель,
Конрад Сноуден, высокий представительный негр, обладающий незаурядным
интеллектом, стоял перед нами и держал в руках книжечку Элиота, словно Моисей с
Десятью Заповедями. Мы застыли на стульях, трепеща. Он заворожил нас своим
магическим и страстным голосом, прочтя всю поэму. Исполненные тайны слова
«Квартетов» звенели в моих ушах: «В моем конце – мое начало... чтобы обладать
сознанием, не нужно быть во времени» [1].
Эти две фразы я никак не могла забыть, они звенели в моей голове и
сопровождали меня повсюду, подобно мелодии. Правда, таящаяся в этих строках,
глубоко запала мне в душу и требовала от меня понимания. «В моем конце – мое
начало... чтобы обладать сознанием, не нужно быть во времени». Месяцами я
носила книжку Элиота в своем рюкзачке, надеясь, что это поможет проникнуть в
тайну запомнившихся мне строк.
Тем летом я с несколькими подружками отправились на Плам-Айлэнд,
расположенный на север от Бостона, где еще сохранилась нетронутая природа,
чистые дюны и пляжи. Весь вечер и всю ночь мы хохотали, рассказывали истории,
ели китайские блюда и играли в разные игры среди темнеющих дюн. Ночное небо
было особенно чистым, и звезды казались гораздо более яркими, чем в дымном небе
над Бостоном. Когда первые лучи солнца озарили небо над океаном, я решила, что
достаточно наобщалась, и, покинув друзей, поднялась на дюну, чтобы полюбоваться
восходом и послушать шум океанского прибоя.
Когда оранжевая полоска солнечного диска проклюнулась над горизонтом, я
почувствовала странный гул в ушах, и все вокруг меня начало искриться и мерцать.
От горизонта исходило сияние. Затем все переменилось совершенно необычным
образом. Моя усталость, гипнотизирующий шум прибоя, отблески восходящего шлица
на воде переместили меня в совершенно неведомое мне раньше состояние сознания.
Я не просто видела с помощью глаз – я постигала все окружающее меня. Я
видела, ощущала, становилась песком, волнами и бесконечным оранжево-розовым
небом. Мое тело все еще сидело на дюне, но я не могу сказать, что «я» сидела
там, так как внезапно я превратилась в чистую энергию, и все окружающее также
стало энергией, струящейся по мне и вне меня. Все то, что я всегда считала
плотным веществом, превратилось в цельное отражение этой золотой энергии.
Казалось, мое тело полностью растаяло и я превратилась в единое целое с песком
и прибоем, а затем, на одно мгновение, слилась со всем Мирозданием. Я ощутила,
что невероятно увеличилась. В моем теле находились миры, которые были больше
«меня», я была гораздо больше той «Кэрол», с которой привыкла себя
отождествлять. Легкость и радость хлынули в мой мозг, и я поняла, действительно
поняла, что являюсь частью чего-то гораздо большего, чем мое ограниченное я.
Тут же я осознала, что энергия, которую я ощутила в себе, никогда не
исчезнет. Умереть может лишь тело, тогда как суть, пронизывающая все, но
каким-то образом сфокусированная в моем теле, будет существовать вечно. «В
недвижимой точке вращающегося мира нет ни плоти, ни плотского. Нет ни вперед,
ни назад в недвижимой точке, где существует танец...» [2]. Слова Элиота наконец
обрели смысл!
Этот момент откровения, это блаженство были внезапно прерваны вспышкой
молнии, прорезавшей небо. Мои друзья подбежали к дюне, на которой я сидела, и
закричали, что собираются отправляться обратно в город, так как к острову
приближается шторм. (Шторм так и не разразился.)
По дороге в Бостон я пыталась описать этот «момент вечности» своим
друзьям. Они не могли понять, шучу ли я или говорю всерьез. Как я ни старалась,
у меня ничего не получалось – все звучало фантастично, даже для меня самой. Но
это не было фантазией. Не было шуткой. Не было иллюзией. Все было реально –
более чем реально. Все, что я пережила, не давало покоя мне несколько дней, и я
никогда не забывала этого чувства. И сегодня я могу перенестись на тот пляж и
ощутить неописуемое счастье тех блаженных мгновений.
На следующий день я гуляла по Гарвард-сквер, все еще оглушенная тем
необыкновенным переживанием и в отчаянии, что не могу подобрать слов, чтобы
описать все это. Я зашла в одно из своих излюбленных мест – книжный магазин
«Сфинкс» – и без всякой мысли вытащила наугад одну из книг, стоящих на полке. Я
раскрыла ее и начала читать со средины. Слова словно ударили меня током – они в
точности описывали то, что я пережила на берегу. «Твое собственное сознание,
сияющее, пустое и неотделимое от Великого Тела Сияния, не имеет ни рождения, ни
смерти и есть Неизменный Свет» [3]. Книга называлась «Тибетская Книга Мертвых».
На следующей неделе я отложила в сторону «Четыре квартета» и ушла с
головой в чтение «Тибетской Книги Мертвых».
|
|