а очень тихо и спокойно: «Там были игрушки и рыбки».
      Я продолжала: «Расскажи мне о Бобе и Рэнди. Кто они – дети?»
      «Они мальчишки», – без колебаний ответила Натали.
      «Это был сон?» – спросила я.
      «Нет, это не сон».
      «Ты видела все это по телевизору?»
      «Нет, этого не было по телевизору».
      «Это уже произошло?»
      Она сказала: «Я должна скоро буду уйти. Я уйду наверх, в голубое».
      «Ты боишься воды?»
      «Нет, я скоро уйду наверх – туда, в голубое».
      Это все, что мне удалось из нее вытянуть. Говоря об этом, Натали 
произносила слова особенно отчетливо и уверенно. Она казалась старше своих лет.
      Мы с мужем даже не представляли, что думать обо всем этом. Мы были 
эмоционально истощены. В эту ночь я спала с Натали, так как была испугана и 
хотела быть поближе к ней. На следующее утро я снова спросила ее насчет 
бассейна. Она ответила: «Я взлетела в голубое». (Обратите внимание на прошедшее 
время.)
      «А Боб и Рэнди были там?»
      «Они были моими друзьями, но не хотели играть со мной».
      «Ты одета в купальник?» – спросила я.
      Она наклонила голову, посмотрела на себя и ответила: «Да».
      «Была ли мама с тобой?»
      «Нет».
      «Ты была большой девочкой или маленькой? Как тебя зовут?»
      «Натали». (Обратите внимание, Филлис употребила в этом вопросе настоящее 
время, и Натали назвала свое нынешнее имя.)
      «Как выглядел бассейн?»
      «Игрушки, маленький бассейн с рыбками. Я плавала».
      «А как было взлетать?»
      «Приятно».
      Я знала, что она не сочиняет. Натали было только два года, а рассказ 
выглядел очень связным. Рассказ не изменялся день ото дня. Когда она сочиняет, 
то прибавляет новые детали каждый раз, присоединяет кусочки из других историй и 
из волшебных сказок, которые ей читали. Я могу легко определить их – такие 
истории все время изменяются. Но в этом рассказе не было фантазий. Она была 
очень уверена в том, что говорит, и точно описывала детали.
      Натали вновь и вновь возвращалась к своей истории, и всегда по утрам. 
Иногда она заговаривала об этом, как только вставала с постели. Она никогда не 
противоречила собственному рассказу. Я начала задавать ей открытые вопросы, 
вроде: «А что произошло потом?», и следила за тем, куда они приведут. Она 
всегда говорила о том, что было в ее голове, никогда не поддаваясь внушению.
      Но когда это проходило, я ничего не могла сделать, чтобы продлить рассказ.
 Я старалась разговорить ее перед сном, но это не срабатывало. Что любопытно, 
Натали такая «папина дочь», но никогда с ним не говорила об этом. Она ничего не 
вспоминала при нем.
      Мы с Филлис задумались: вспоминает ли девочка свою прошлую жизнь или 
предвидит свою собственную смерть? Мы склонялись к первому. Хотя Натали не 
выказывала страха перед водой, все остальные признаки присутствовали: уверенный 
тон, неизменность во времени, а также знание того, что утопление приводит к 
смерти, – то, что двухлетний ребенок не имел возможности ниоткуда узнать.
      Филлис также сообщила, что они не знают ни одного мальчика с именами Боб 
и Рэнди, но она не собирается оставлять девочку одну возле бассейна – по 
крайней мере, пока все это не объяснится. Собственно, она даже боялась купать 
дочь в ванночке!
      Я предложила Филлис продолжать разговоры на эту тему, используя открытые 
вопросы, и попытаться внушить дочери, что все это произошло давно, когда та еще 
была в ином теле, и что Боб и Рэнди остались в той, другой жизни. Я также 
предупредила Филлис, что катарсис неизбежен. Натали вновь может пережить ужас 
того момента – плакать, даже биться в истерике, но все это должно быть к 
лучшему. Когда это произойдет, Филлис должна присутствовать и дать возможность 
завершиться процессу, после чего с предельной лаской и любовью объяснить дочери,
 что сейчас она в безопасности и ей нечего бояться.
      Через несколько недель положение дел начало изменяться. На День Матери 
Филлис вновь спросила Натали об этом переживании.
      «Было ли ребенку больно, когда он плавал в бассейне?»
      «Да, – ответила Натали, – ребенок упал и ударился головой. Щека была 
красной. Его звали не Натали, его звали Зак».
      Удивленная Филлис спросила: «Что затем произошло?»
      «Я полетел к небу».
      «Сколько лет было Заку?»
      «Два», – ответила девочка.
      «Ты хочешь рассказать мне об этом?»
      «Нет, – ответила та, – я боюсь».
      Филлис попыталась успокоить ее: «Это никогда больше не произойдет. Сейчас 
можно говорить об этом». Но Натали вышла из транса. Ей больше нечего было 
сказать об этом.
      В этот момент Натали начала осознавать свои чувства до такой степени, что 
смогла сформулировать их. Она сказала: «Я боюсь».
      В тот же день семья отправилась к бабушке Натали. Филлис вспоминает:
      Натали сидела в своем стульчике на заднем сиденье и была очень сонной. 
Мой муж обернулся и посмотрел на нее. Она выглядела так, словно случилось 
что-то плохое. Ее лицо было очень мрачным, и она сосредоточенно смотрела в пол.
      Я спросила: «Ты хочешь поговорить об этом?»
      Натали ответила: «Я боюсь, я боюсь». При этом она заерзала на своем 
стульчике. Затем она взглянула наверх и ее глаза прояснились. Я видела перемену 
в ее лице. Когда мы приехали к бабушке, она была совершенно безмятежной.
      Через несколько недель Натали удивила меня, когда, во время посещения 
моей подруги, моя дочь спросила ее: «Ты слышала о Заке?» И затем очень 
уверенным тоном, словно констатируя факт, Натали рассказала, как Зак плавал в 
бассейне, захлебнулся водой, упал на дно, туда, где плавают рыбки, и ушиб 
голову. Очевидно, процесс разрешения произошел в День Матери, так как на этом 
все завершилось.
      Я думаю, что Натали смогла преодолеть свой страх, так как чувствовала 
полную поддержку со стороны матери. У нее был катарсис, когда она ехала в 
машине. Через несколько недель, в подтве