творчество - даже это утратило для меня всякую ценность".
Он наконец выбрался из этой пропасти отчаяния. "Жизнь - это все, - заключил он, 
- я, сам мой разум является созданием этой всеобщей жизни. Но в то же самое 
время Разум - это создатель и последний судья человеческой жизни, присущий ей 
самой. Каким же образом тогда разум может отрицать смысл последней, не отрицая 
самого себя и не называя себя лишенным смысла? Следовательно, я могу назвать 
жизнь бессмысленной лишь потому, что я не познал ее смысл". Убежденный в том, 
что у Жизни есть смысл, Толстой ищет его среди тех, кто действительно живет - 
среди людей. Но здесь он снова встречается с разочарованием, горчайшим изо всех,
 поскольку именно здесь была его последняя надежда. Ибо среди людей он 
обнаружил единственное решение проблемы жизни, которое покоилось на 
представлении о вселенной, противоположном разуму, и основывалось на слепой 
вере, которую он так давно отбросил в сторону.
"Я подверг, - рассказывает он, - дополнительной проверке представления моего 
разума и обнаружил, что Разум в недостаточной степени отвечает на мои вопросы, 
поскольку он не рассматривает концепцию Бесконечного (Беспричинного, 
Вневременного и Внепространственного), потому что он объясняет мою жизнь, 
проходящую во времени, пространстве и причинной обусловленности, опять-таки в 
терминах времени, пространства и причинности: такое объяснение на самом деле 
является логически корректным, но только лишь в терминах тех же самых 
компонентов, то есть, оставляя исходное и конечное основание жизни - 
единственное, что нас волнует и интересует - необъясненным. Религия, напротив, 
делает прямо противоположное: она не признает логики, но знает концепцию 
Бесконечного, с которой соотносит все сущее и, в некоторой степени, дает 
правильные ответы. Религия говорит: Ты должен жить согласно закону Божиему; 
результатом твоей жизни будет или вечное мучение, или вечное блаженство; смысл 
твоей жизни, которая не уничтожается после смерти, состоит в соединении с 
Бесконечным Божеством.... Концепция Бесконечного Божества, божественности Души, 
зависимости человеческих поступков от Бога - таковы представления, которые 
зародились в сокровенной глубине человеческой мысли, и без которых не было бы 
никакой жизни, и я также не смог бы существовать".
"Но что же такое Бог? На какой последовательности мыслей основывается вера в 
его существование и в зависимость человека от него? Если я есть", - рассуждает 
Толстой, - "тогда должен быть смысл моего бытия, и смысл для такого основания, 
и некий первичный смысл, и это и есть Бог. Я чувствую успокоение; мои сомнения 
и сознание своего сиротства в жизни исчезли. Но когда я спрашиваю себя: что 
есть Бог? Что я должен делать по отношению к нему? - Я обнаруживаю лишь 
банальные ответы, которые снова разрушают мою веру... Но я имею в себе 
концепцию Бога, сам факт и необходимость такой концепции, - и никто не может 
лишить меня этого. Однако, откуда же эта концепция? Откуда же ее необходимость? 
Эта необходимость является самим Богом. И я снова чувствую радость. Все вокруг 
меня живет и имеет свой смысл. Представление о Боге - это поистине не сам Бог; 
но необходимость создания этого представления, стремление к познанию Бога, 
благодаря познанию которого я и живу, - это и есть Бог, живой и дающий жизнь 
Бог... Живя в этой мысли, ты действуешь как проявление Бога, и тогда твоя жизнь 
будет свидетельствовать о существовании Бога".
Толстой вновь обрел веру, "свидетельство невидимых вещей", и его религиозная 
вера выражалась в течение трех лет его жизни в полном соответствии с наиболее 
строгими предписаниями православной церкви. Но в конце концов, обнаружив, что 
церковь и все христианское общество в целом поступает прямо противоположно его 
главным представлениям об истинной Религии, он оторвался от православия и 
захотел понять, в чем состоит для него Истина в Религии, путем изучения Нового 
Завета.
Но прежде чем обсуждать те заключения, к которым он пришел, рассмотрим сначала 
фундаментальную позицию Толстого с теософской точки зрения. Его аргумент о 
существовании Бесконечного Бога как необходимого "первоначального основания" 
человеческого разума, полностью совпадает с аргументами теософов о 
существовании Космического или Универсального Разума, и как аргумент, он не 
доказывает ничего сверх того. Зараженный западной привычкой к чувственности, он 
приписывает Универсальному Разуму антропоморфные черты, которыми последний не 
может обладать, и, таким образом, сеет семена неестественности и приводит к 
выводам о тех практических действиях, к которым он пришел впоследствии. В 
главном он прав; но в попытке удовлетворить требования своей эмоциональной 
натуры, он впадает в квази-антропоморфизм. Однако, для нас более важно обратить 
внимание на ту горькую картину, на которой он рисует те ментальные страдания, 
которые сегодня мучают каждого честного и искреннего мыслителя, и на то, что он 
указывает путь, единственный путь, на котором возможно спасение. Ибо, исходя из 
его основной концепции, мы приходим, при тщательном и внимательном рассуждении, 
к фундаментальным представлениям теософского учения, как мы это увидим 
впоследствии.
Но вернемся к религиозным открытиям Толстого. Изучая Евангелия, он обнаружил 
самую суть учения Иисуса в Нагорной Проповеди, понятой в своем буквальном, 
простом смысле, "таком, что даже маленький ребенок понял бы его". Он 
рассматривает как совершенное выражение христианского закона Милосердия и Мира, 
заповедь, "не противься злу", которая для него является наиболее точным 
проявлением истинного христианства, и эту заповедь он называет "единственным и 
вечным законом Бога и людей". Он также указывает, что задолго до появления 
исторического Иисуса, этот закон был известен и признан всеми руководителями 
человеческой расы. "Прогресс человечества в направлении добра", - пишет он, - 
"совершается теми, кто переносит страдания, а не теми, кто их причиняет".