воспоминаний и знания, которое становится на поверхности этого плана - 
неведением. Все же, хотя физическая память у здорового человека часто затемнена,
 и более сильные воспоминания вытесняют более слабые, - в момент великого 
изменения, которое человек называет смертью, то, что мы называем "памятью", 
по-видимому, возвращается к нам во всей своей силе и свежести.
Не может ли это быть связано просто с тем фактом, как об этом только что было 
сказано, что по крайней мере на несколько секунд обе наши памяти (а скорее, два 
состояния сознания, высшее и низшее) соединяются вместе и образуют, таким 
образом, одно, и что умирающий человек оказывается в плоскости, где нет ни 
прошлого, ни будущего, но лишь одно настоящее? Как мы знаем, память сильнее 
всего проявляется в отношении наиболее ранних ассоциаций, возникающих тогда, 
когда будущий человек является всего лишь ребенком, и в нем больше души, чем 
тела; и если память - это часть нашей души, тогда она необходимым образом 
должна быть вечной, как сказал где-то Теккерей. Ученые отрицают это; мы, 
теософы, утверждаем, что это так. Они обосновывают свои взгляды лишь 
отрицательными доказательствами; мы же, напротив, имеем в нашу поддержку 
многочисленные факты такого рода, как те, что содержались в трех вышеизложенных 
случаях. Звенья цепи причин и следствий, связанных с разумом, являются terra 
incognita и останутся таковыми навсегда для материалистов. Ибо если они уже 
приобрели глубокое убеждение в том, что, как говорит А. Поп:
До времени забытые в бесконечных закоулках мозга
Звенья наших мыслей сплетаются в единую
невидимую цепь...
- и все еще неспособны обнаружить эти цепи, то как же они могут надеяться 
раскрыть тайны высшего, духовного, Разума!
"Люцифер", октябрь 1889.

________________________
3-11 "Курс лекций о французской философии XIX века".
__________________________________

БЫЛ ЛИ КАЛИОСТРО "ШАРЛАТАНОМ"?
Прогнать обиженного прочь и не пытаться
Зло, причиненное ему исправить, -
Кем ни был бы обидчик и обида
Какою бы туманной ни была, -
Порочного и слабого достойно -
Марает честь и низлагает короля.
Смолетт
Упоминание имени Калиостро производит двойной эффект. Одних людей оно наводит 
на воспоминание о всей череде удивительных событий, произошедший с самых 
древних времен; у других, современных потомков чересчур реалистического века, 
имя Алессандро, графа Калиостро, вызывает удивление, если не презрение. Люди 
неспособны понять, как этот "чародей и маг" (читай - "шарлатан") мог когда-то 
производить законным образом такое впечатление, какое он оказывал на своих 
современников. Это дает нам ключ к пониманию посмертной репутации сицилийца, 
известного как Джозеф Бальзамо, той репутации, которая заставила верящего в 
него брата-масона сказать, что (подобно принцу Бисмарку и некоторым теософам) 
"Калиостро мог бы быть назван самым оскорбляемым и ненавистным человеком в 
Европе". Тем не менее, и невзирая на моду наделять его ругательными и 
оскорбительными именами, никто не должен забывать о том, что среди его горячих 
поклонников были Шиллер и Гете, и они оставались таковыми до самой своей смерти.
 Гете во время своего путешествия на Сицилию потратил много сил и времени, 
собирая информацию о "Джузеппе Бальзамо" на его предполагаемой родине; именно 
на основе этих многочисленных записей создатель "Фауста" написал свою пьесу 
"Великий Кофта".
Почему же этому удивительному человеку оказывается столь мало чести в Англии? 
Благодаря Карлейлю. Самый бесстрашный и правдивый историк своего века, который 
ненавидел ложь в любом обличье, закрепил imprimatur [санкцией] своего честного 
и знаменитого имени, и таким образом освятил наиболее неправедную из 
исторических несправедливостей, совершенных благодаря предрассудкам и фанатизму.
 Это произошло из-за ложных сообщений, подавляющее большинство которых исходило 
от того класса людей, которых он ненавидел не меньше чем неправду, а именно от 
иезуитов, или - воплощенной лжи.
Само имя Джузеппе Бальзамо, если его преобразовать при помощи каббалистических 
методов, означает - "Тот, кто был послан", или "Данный", а также "Господин 
Солнца", - показывает, что оно не было его истинным родовым именем. Как 
отмечает Кеннет Р. Х. Маккензи, член Теософского Общества, к концу прошлого 
столетия среди некоторых теософских профессоров того времени установилась мода 
транслитерировать в восточной форме любое имя, которое давалось оккультными 
братствами своим ученикам, предназначенным для работы в миру. И кто бы ни был 
отцом Калиостро, его звали не "Бальзамо". Во всяком случае, в этом можно быть 
уверенным. Кроме того, так как всем известно, что в юности он жил вместе с 
человеком, которого называли, как предполагается, Альтотсом, или "великим 
герметическим мудрецом", или, другими словами, адептом, и получал от него 
наставления, нетрудно принять традиционное представление о том, что именно этот 
последний и дал Калиостро его символическое имя. Но что известно с еще большей 
очевидностью, так это то уважение, которым он пользовался у некоторых наиболее 
ученых и прославленных людей своего времени. Во Франции мы обнаруживаем 
Калиостро, - который был перед тем личным другом и помощником химика в