зили в больницу и клали на лёд. 
     В течение двух лет меня держали на фенобарбитале, чтобы избавить от 
судорог. Моя мать заметила, что я быстро устаю, находясь среди толпы, поэтому 
она держала меня, когда это было возможно, подальше от скоплений народа. 
     Её друзья и родственники никогда не понимали её и критиковали, но она 
знала, что должна делать именно так.
     Мои родители дали мне всё, что могли. Мне уделяли много внимания и 
окружали любовью. Меня чуть ли не каждый день водили в зоопарк. Я помню зверей, 
которых видел там; я чувствовал, что они принадлежат мне. Один раз я даже 
выпустил на волю козлов из вольера, и мне это очень понравилось.
     Когда я первый раз попал в цирк, со мной приключилась интересная история.
     Вот как рассказывает её моя мама:
     «Райану было два годика, когда мы отправились в цирк. У него было своё 
собственное место, но я очень волновалась и не хотела, чтобы он пропустил хоть 
что-нибудь, поэтому посадила его к себе на колени. 
     Он сидел счастливый у меня на коленях, а я взволнованно говорила ему: 
«Райан, посмотри на это! Райан, ты видишь, вон там... ? Райан, посмотри на 
клоунов и слонов!» 
     И неожиданно он повернулся и ударил меня по щеке! Затем он развернулся и 
продолжил смотреть представление. 
     Врач сказал, что я перевозбудила его, а надо было просто оставить в покое 
и позволить ему наслаждаться самостоятельно».
     Когда мне было около семи лет, я заметил, что некоторые вещи я делаю не 
так, как все. 
     Например, если я шёл в кондитерскую, и мне предлагали выбрать конфеты, я 
выбирал только ту конфету, которую хотел в данный момент. 
     Я не рыскал по всему магазину. Кассир заметил, как моё поведение 
отличается от поведения остальных детей. Б
     ольшинство детей запасались всем, чем только могли, а я брал лишь немного 
того, что, как я чувствовал, было мне необходимо в тот момент.
     На Рождество мне дарили кучу подарков, но, когда я раскрывал первый, то 
усаживался и играл с ним до тех пор, пока мама не подталкивала меня взглянуть 
на другие. 
     Я был просто очень благодарен именно за этот подарок и не мог думать 
больше ни о чем другом. Я оставался сфокусированным на нём весь день.
     Когда я был помладше, я часто смотрел на что-нибудь и чувствовал, что все 
моё существо буквально устремляется к этому предмету, почти покидая моё 
физическое тело, и я мог глядеть на него с любой точки, а каждое чувство 
вырастало во мне самым драматическим образом, и все казалось больше. 
     Я рассказывал об этом друзьям, но они не имели ни малейшего понятия, о чём 
я толкую. Я чувствовал себя странным, непонятым и «не таким».
     Старшие классы школы были самым трудным периодом в моей жизни, когда дети 
сравнивают себя с другими, приспосабливаются к жизни и чувствуют себя принятыми,
 ведь это так важно. Любая странность торчит, как больной палец.
     А я совершенно точно чувствовал себя странным. Поначалу у меня было 
множество друзей, и я мог притереться в любой компании, но потом, с течением 
времени, я ощутил себя оторванным от всех. 
     Я жил в своём собственном мире, и мне было в нём одиноко. Это бесило меня. 
Всё, чего я хотел, — это быть «нормальным», как все.
     Когда мне было приблизительно 15 лет, я рассказал своим родителям о том, 
как я себя чувствовал — депрессивным параноиком, «белой вороной». 
     На меня находили приступы раздражения, и я соблюдал странные 
навязчиво-принудительные ритуалы, в которых не было никакой логики, но которые 
мне были необходимы, чтобы чувствовать себя в безопасности. 
     Меня также преследовали унижающие, порицающие и манипулирующие мною голоса.
 Мой разум и эмоции пускались вскачь. Было трудно удерживать своё внимание на 
чём-то одном продолжительное время. 
     Было сложно контролировать себя — я чувствовал себя как сжатая пружина. Я 
ощущал в себе 10 тысяч вольт энергии, а моё тело было способно пропустить 
только половину. Я был как оголённый провод без заземления. У меня были 
несильные тики — синдром Туретта. 
     Мои родители таскали меня по врачам.
     Я уравновешивал свой внутренний хаос с помощью юмора, превращаясь в классе 
в клоуна. Чтобы привлечь к себе внимание, я готов был с радостью остаться в 
наказание после уроков. Для меня было очень важно делать что-то такое, что 
могло рассмешить людей. 
     Когда я делал это, я в действительности общался с ними — жителями нашей 
планеты — и меня замечали!
     Потом настали времена, когда я мог просто сидеть в одиночестве и 
придумывать разные сценарии — это были своего рода пьесы, в которых я играл 
разные роли по своему выбору и делал там всё, что хотел. 
     Иногда я вдруг начинал истерически хохотать, и, когда меня спрашивали, 
почему я смеюсь, мои объяснения не имели ни малейшего смысла для других.
     Роль шута помогала мне забыть о своих проблемах. Смеющийся человек так 
прекрасно себя чувствует. Так или иначе, но я был очень непредсказуемым, 
настроение у меня менялось мгновенно и без предупреждения. 
     Меня