иходится разъяснять, пользуясь скудным детским 
словарным запасом. 
     С тех пор это не раз повторялось — Мерфи часто рассказывала мне, что и как 
чувствует «вон тот вот дядя» или «вот эта тётя». Иногда я пыталась выведать 
подробности, но Мерфи умолкала. 
     Она быстро теряла интерес к такому человеку и занималась уже чем-то другим.
 
     Когда ей было три-четыре годика и я пыталась что-либо ей объяснять, Мерфи 
довольно часто обрывала меня решительным «Я знаю!» Когда я спрашивала, откуда 
ей это известно, она обычно отвечала самым обыденным тоном: «Мама, просто я 
знаю всё». 
     Впрочем, я даже тогда не сомневалась, что так оно и есть. Теперь, когда 
она заявляет: «Я знаю» или «Просто знаю, вот и всё», я прекращаю растолковывать 
и говорю: «Ах да, я забыла, что ты знаешь всё». Она в это свято верит… И я 
тоже! 
     Когда Мерфи было почти два года, в нашей семье появилась ещё одна малышка 
Индиго. Хейли родилась 6 января 1994 года. 
     Тихая девочка — совсем не такая прыткая, как её сестренка. С другой 
стороны, спала она тоже беспокойно, устойчивого режима не было, и я провела не 
одну бессонную ночь на диване вместе с ними обеими. 
     В девятимесячном возрасте Хейли заболела: частые рвоты и поносы. На 
протяжении последующих шести месяцев мы прошли все мыслимые проверки и анализы. 

     Когда ей было четырнадцать месяцев, она все ещё не умела ходить: казалось, 
Хейли просто слишком слабенькая, чтобы устоять на ногах. Врачи не могли понять, 
в чем дело, пока один из них не высказал предположение, что организм Хейли не 
переносит клейковины. 
     Мы исключили из её питания все продукты с пшеницей — и она мгновенно 
выздоровела. Две недели спустя она уже ходила. Мы продолжали тщательно 
соблюдать диету, и всё шло замечательно. 
     На Рождество, прямо перед вторым своим днём рождения, Хейли снова заболела.
 Врачебные осмотры и анализы пошли по второму кругу. Никто не мог выявить 
никаких отклонений, кроме, разве что, ушной инфекции. 
     Через две недели после дня рождения мне стало ясно, что она угасает. 
Накануне визита к очередному врачу я всю ночь плакала — не оставалось сомнений, 
что мы её потеряем. 
     Мерфи в ту пору уже было четыре. Она подошла ко мне и сказала: «Мамочка, 
она не умрёт». Мне стало легче. Мерфи знает всё. Утром, прямо в кабинете врача, 
у Хейли начались конвульсии, и я едва успела вовремя довезти её в больницу. 
     Позднее врачи из реанимации сказали мне, что она уже «застыла» — это 
последнее, что происходит с телом перед гибелью мозга. Затем доктора сообщили, 
что у Хейли в головном мозге опухоль размером с виноградину. 
     Они уже готовили девочку к экстренной операции по удалению опухоли. По 
словам хирурга, ЯМР-томограмма* показала, что опухоль, похоже, злокачественная, 
так что после операции необходимо будет пройти курс химиотерапии или облучения. 

     Когда состояние Хейли стабилизировалось, нам разрешили повидаться с ней. Я 
стояла у изножья кровати, и перед моим мысленным взором сам собой вдруг возник 
образ. Я видела, как над неподвижным, почти безжизненным на вид телом парило 
улыбающееся лицо. 
     Да, это было лицо самой Хейли — она смеялась и говорила: «Всё хорошо, 
мамочка. Всё будет в порядке, честное слово!» Я слышала эти слова вновь и вновь.
 
     Присев рядом на кровать, я взяла в правую руки её крошечные пальчики, а 
левую приложила к её лобику. Закрыв глаза, я мысленно обратилась ко всей 
Вселенной. Я просила, чтобы все молитвы собрались сейчас воедино. 
     Я чувствовала их силу, когда они стекались издалека — из Лондона или Новой 
Зеландии. Они сошлись все сразу, с огромной скоростью, и слились в полосу 
ослепительного белого света. Похожий на комету с пылающим хвостом, он 
устремился прямо к нам. 
     Хотя глаза мои все ещё были закрыты, я «видела», как эта комета влетела в 
больничную палату через окно. Я ощутила, как она проникла в меня справа, прошла 
по моей левой руке, вырвалась из ладони и вонзилась в голову Хейли. 
     Когда свет ударил по опухоли, та взорвалась искрящимися, словно при 
фейерверке, брызгами. Казалось, опухоль просто исчезла — будто и не было. Это 
было самое прекрасное, что мне только доводилось видеть. 
     Меня окутал прежде неведомый покой. У меня не было никаких сомнений в том, 
что теперь Хейли будет совершенно здорова. 
     После операции врач покачал головой и сказал, что опухоль, судя по всему, 
не так опасна, как он думал вначале, но пока он не рискнет предположить, что 
она доброкачественная. «Вот это было бы уже просто чудом», — признался он. 
     Образцы ткани направляли в три разные лаборатории и даже в клинику Майо в 
Рочестере, штат Миннесота, но определить характер опухоли никто не мог. 
     В конце концов, её все же классифицировали как доброкачественную и не 
рекомендовали других форм лечения, кроме удаления. Меня это, впрочем, не 
удивило, Хейли действительно волшебное дитя! 
     Сейчас она — весёлая и здоровая шестилетняя девочка. После операции от 
непереносимости клейковины не осталось и след