зу жизни.  Впереди
неизвестность...
     - Ты совсем? - спросил Шестаков вестового.
     - Нет, сейчас пойду, чаю велели подать.
     - Спроси капитана, можно отдать книжку? Я зайти хочу. Вестовой ушел.
     119
     -  А  ты,  Козлов, чего собираешься,  как вор на ярмарку? -  насмешливо
спросил кто-то.
     -  Ну,  ты, кувшинное рыло! -  грубо отозвался Козлов и  добавил  брань
покрепче.
     Шестаков, грустно улыбаясь,  держал в руках книгу. Это красивый  рослый
матрос. Любил он кутнуть, и подраться, и девок  любил, и они его. Но была  у
Шестакова  и другая сторона жизни, далекая дракам и береговым удовольствиям.
По  ночам, при свете огарка,  п днем,  у иллюминатора, изучал он в свободное
время математику и астрономию, желая выучиться штурманскому делу. Бывало, на
экваторе, сгорая от жары, морща лоб в напряжении,  весь в поту, сидел он над
книгами. Капитан нашел у него математические способности и  занимался с ним.
Сейчас, когда вестовой  сказал, что  занятий  не будет, он почувствовал, что
надо отдавать книгу.
     - С голоду тут сдохнем,- вдруг со вздохом сказал кто-то в темноте.
     - Капитан сказывал, на Амуре, как  займем  место,  то  и будет  все:  и
зелень, п  хлеб,  и всякие  овощи произрастут,-  вмешался  в разговор  тощий
матрос Ломакин, до того лежавший на спине и вдруг поспешно вскочивший.
     Ломакин - лихой  марсовый, так  же, как  и Шестаков, грамотен.  Он, как
обычно, размышлял о чем-то.
     - Все  один черт, и на Амуре  такая же  голодовка будет,- молвил тот же
безнадежный голос.
     - Ты  что это  народ  смущаешь, Терентьев?  -  раздался  голос  боцмана
Тихонова.- Вот я слушаю тебя и не могу  взять в рассуждение, какое ты имеешь
полное право производить смущение...
     В двери появилась голова вестового.
     - Шестаков,  капитан зовет! - заглядывая  в жилую палубу,  крикнул он с
трапа.
     Матрос живо обулся и ушел.
     Когда он вернулся, все уже  спали. В душной темноте  раздавался тяжелый
храп. Вахтенный сидел,  подкидывая дрова в железную печь. Шестаков улегся на
койку, спрятав астрономию под  подушку. Капитан велел ему учебник оставить у
себя  и  непременно  заниматься,  обязательно повторить все  старое.  В этой
книжке было все, что оставалось Шестакову на память от капитана.
     "Какая теперь уж астрономия,- думал он.- К каторжанкам, что ли, пойду с
навигацией? Теперь только погулять..."
     120
     Г л а в а 18 ОТЪЕЗД ИЗ ОХОТСКА

     Утром Лярский повел капитана в порт.
     Охотск утопал в гальке. Груды ее вместились в проломы и наполнили своей
тяжестью  гнилой   остов  какого-то  судна,  видимо,  погибшего  китобоя,  с
полустертой надписью на облупленном борту.
     На гальке - щепье от дров, кора от деревьев, старые сани для собак.
     Из низкого  дома вышли двое  пьяных тунгусов. Чья-то  красная бородатая
рожа  выглянула за  ними,  но, завидя офицеров, тотчас  же  исчезла. Тунгусы
подошли  к  Вонлярлярскому  и оба  встали  навытяжку, приложив  руки к своим
шапкам, как солдаты.
     - Нам маленько не  убили! - хрипло выкрикнул один из  тунгусов, как  бы
рапортуя, и стал объяснять, что его обобрали, взяли меха...
     - Пшел прочь! - гаркнул на него Лярский.- Я вас, собаки! - Он обратился
к Невельскому:  - Сами  подлецы, а  ябеды  каких  мало.  Если тунгус  увидит
начальника, обязательно пожалуется на что-нибудь.
     У  лодок  несколько  охотников играли  в  карты.  Они  встали при  виде
офицеров; лица их были смуглы и приятны.
     - Это охотники,  пойдут  на  промыслы,- говорил Лярский.-  Их посадят в
трюм  компанейского  судна  и  развезут  по  островам.  Это  только тут  они
бездельничают. Но все народ рабочий...
     Он стал  рассказывать, что в  Охотске  отбывают наказание  разбойники и
разные шулера, всевозможные порочные личности и это имеет  влияние на  нравы
здешнего населения.
     - Правда,  есть у  нас и  славный народ из  каторжников.  Ведь няньки и
прислуга у чиновников и даже ночные сторожа - это все каторжники. Ведь  иных
людей у нас нет. Матросов и солдат горсть, да и то половина больные.
     У бревенчатой батареи ходил часовой. Толпа каторжных в суконных халатах
плелась  к берегу; они шли так тихо, что казалось, ходить  так куда труднее,
чем работать.
     -  Пошли  на  погрузку,-  заметил  начальник  порта.-  Снаряжаю  бот  в
Ново-Архангельск.
     121
     На  эллинге,  крепком  деревянном здании с  округлой крышей, раздавался
знакомый перестук топоров.  Недавно  эллинг отремонтировали. В  крыше, среди
черных  досок,  выделялись  белые, а на стенах  - светлые  6pусья, видимо  с
немалым  трудом поставленные  взамен  сгнивших. Внутри  строилось  небольшое
судно. Топоры стучали дружно,  пахло свежевыструганным деревом, как на любых
верфях. Эллинг был невелик, по  все делалось как следует, и Невельской  даже
почувствовал уважение к старому взбалмошному Лярскому. Оказывалось,  что  он
не только кричал и разглагольствовал, но и умет строить.
     - Вашескородие, Геннадий Иванович,- подошел к капитану коренастый мужик
с опилками в светлой бороде,- вы ли и то?
     - Степан Васильевич? Здорово, братец, я, как есть... Мастеровые вылезли
из всех щелей, сбежались из соседней
     мастерской и  обступили  капитана, с которым