видны офицеры на  юте, густая толпа  офицеров,  на солнце
поблескивают пуговицы и кокарды. Сразу видно, что это не компанейское судно,
где обычно всего один штурман, а что при-
     68
     шел балтийский военный корабль. Офицеры не  спускают с катера подзорных
труб. Впереди  офицер  низкого  роста,  с рупором,  взмахивая рукой,  иногда
что-то кричит, оборачиваясь к матросам. Это, конечно, сам Невельской!
     Черный борт судна подымается все выше. Уже  видны белые буквы на корме:
"Байкал".
     - Он!  Прибыл, цел и невредим! - проговорил Муравьев, щуря  свои острые
глаза и чувствуя, что восторг и волнение охватывают его.
     Теперь  уж  ясно  видно крупный  нос  под  фуражкой и  загоревшее  лицо
Невельского. Капитан ниже всех,  но в нем что-то богатырское, и не в фигуре,
хотя она крепка, а в осанке. У него сейчас такой  вид, словно он притащил на
себе все это судно вместе с командой и офицерами.
     На  палубе  раздались  слова  команды.  Матросы  строились  с  ружьями.
Готовилась официальная встреча губернатора.
     -  Геннадий  Иванович! - подымаясь  в шлюпке,  с нетерпением воскликнул
Муравьев.- Где вы были? Я всюду искал вас! Откуда же вы явились?
     Невельской отдал рупор,  кинулся к  борту  и, положив на него обе руки,
вытянул шею.
     - Сахалин -  остров! - раздалось над морем.- Вход в лиман и в реку Амур
возможен  для  кораблей  с  севера  и с юга! Вековое заблуждение рассеяно! -
хрипло кричал он,  видимо сильно волнуясь и торжествуя свою победу.-  Истина
обнаружена! - И он поднял руку.
     - Суши весла! - приказал раскрасневшийся Завойко.
     На  судне  грянула команда.  Звякнули  ружья почетного караула.  Шлюпка
подошла к уже поставленному парадному трапу. Офицеры кинулись к губернатору,
но тот  отстранил  их  руки и,  не держась за поручни, взбежал  по  трапу  и
кинулся с протянутыми руками к Невельскому...
     -  Дорогой  мой,  Геннадий  Иванович!  - воскликнул  он, горячо обнимая
капитана.- Как я рад! Боже, как я рад!
     Невельской загорел и на  вид очень молод. Из-под черного  лакированного
козырька  гордо  сверкают  юные синие  глаза. Лишь  привычная  дисциплина  и
привычка самому  повелевать держала  его, как оковы, но от этого пылкая душа
бушует  и  рвется  еще  сильнее.  Голова  его  приподнята  с  решительным  и
энергичным  выражением.  Черты  лица крупны  и  приятны,  хотя кое-где  есть
рябинки от перенесенной в раннем детстве оспы.
     - Получили  инструкцию, Геннадий Иванович?  Ты  передал  инструкцию?  -
строго обратился Муравьев к Корсакову, вытирая платком глаза.
     - Да, ваше превосходительство.
     -   Мы   ждали   ее   в   лимане...-   спокойно   заметил   Невельской.
Почувствовалось, что это человек твердый и с характером.
     - Вы встретили Орлова?
     - Да, но  о он не доставил  инструкцию,  а "Байкал" зря стоял у входа в
лиман и ждал...
     Невельской посмотрел на Завойко.
     - Знакомьтесь, Геннадий Иванович,- представил Муравьев Завойко.
     Две  крепкие руки протянулись друг  к  другу. Капитан рад  был встрече,
зная, что Завойко один из русских пионеров на охотском берегу.
     - Так я хочу немедленно видеть карты! - сказал губернатор.
     -  Идемте  в каюту,  Николай  Николаевич, идемте,  господа,-  пригласил
капитан всех гостей и своих офицеров.
     Невельской, сбегая  по трапу, остановился  посредине, как бы не  пуская
дальше губернатора.
     -  Стопушечные корабли  войдут в  устье Амура! - вдруг  воскликнул  он,
радуясь,  как  ребенок,  приблизив  лицо   к  лицу  Муравьева,  который   от
неожиданности  несколько  отстранился,  и  подергивая  его  за  пуговицу  на
мундире, словно губернатор слушал его  недостаточно внимательно.- Дуб растет
на берегах!
     Он сбежал и распахнул дверь капитанской каюты.


Глава 10 НА БОРТУ "БАЙКАЛА"

     Каюта была обшита полированной желтой финляндской сосной. Из нее же,  в
тон  стенам, стол, мебель и полки  с  книгами. Тут целая выставка предметов,
которые не сразу различишь, хотя яркое осеннее дальневосточное солнце льется
в  иллюминаторы  через обручи  сверкающей желтой меди. На  стенах  -  низкие
конические белые шляпы из бересты, чуть ли не в аршин диаметром, с черными и
красными аппликациями
     70
     из березовой заболони, кожаные и  деревянные  щиты,  старые  деревянные
латы, крытые лаком, копья с древками из бамбука и со стальными наконечниками
чуть  ли не  в фут длиной, трубки с длинными  мундштуками  из бамбука же и с
маленькими медными чашечками, кисеты и сумы из оленьей кожи, сапоги и куртки
из  нерпичьих  шкур,  напоминавших  желтый бархат,  халат  из  рыбьих кишок,
похожий  на  топорщившуюся  пергаментную   бумагу,  испещренную  швами,  как
татуировкой.
     Чувствовалось,  что это каюта  человека, вернувшегося после открытий из
стран таинственных и своеобразных.
     В углу  -  узкий темный  штурманский стол с  ящиками для  карт, немного
похожий на  комод. Посредине -  другой, обшитый  клеенкой.  Т