о на Черном море.
     "А еще судостроители сомневались,  хорош  ли  будет транспорт, неохотно
шли  на  перемену  проекта,-   подумал  он.-  Только  мастер  Якобсон  сразу
согласился, сказал,  что  проект  хорош.  И  заинтересовался  даже. А  потом
говорил,  что другие суда надо тоже  строить по этому  же образцу... Славный
мой благожелатель Якобсон!"
     Капитан встал, прошелся по комнате, подумал, что надо Якобсону написать
теперь же, поблагодарить его,  и, не откладывая  дела в долгий ящик, сел  за
письмо в Гельсингфорс на верфь Бергстрема и Сулемана.
     Кто-то постучал.  Невельской  вдруг  подумал, что  сегодня опять увидит
Екатерину Ивановну... Он быстро поднялся. Вошел Муравьев.
     - Утро какое  чудесное! Вы уже работаете?  Губернатор прошел за  арку в
другую комнату и остановился
     около двери в сад.
     - Вы не влюблены, Геннадий Иванович? - спросил он оттуда.
     -  Не  знаю,-  растерянно   ответил  Невельской,   наклонив   голову  и
бесмысленно глядя  на  бумаги,  очень  огорченный,  что  Николай  Николаевич
явился, не дал дописать и теперь, чего доброго, половина мыслей и  выражений
забудется.
     - У меня есть к вам  дело,- заговорил Муравьев, выходя из-под арки.- Вы
знаете Евфимия Андреевича?
     - Простите меня, Николай Николаевич...
     - Что такое?
     - Да вот я хочу дописать, так уж прошу...
     - Что за счеты!
     Капитан сел за стол, и перо его быстро забегало по бумаге.
     - Так как, Кузнецов вам понравился? - спросил Муравьев,
     258
     когда Невельской все закончил и поднялся с виноватым видом.- Должен вам
сказать, что он от вас без ума и желает сдружиться  с вами. Евфимий -  самый
богатый  человек  в  Сибири.  Он  неспроста  влюбился   в  вас.  Он  человек
малограмотный,   наслышался   разных  теорий   и  заявляет   себя  сибирским
автономистом, хотя спит и вндит - получать ордена из Петербурга.  Мы и тем и
другим обстоятельством должны воспользоваться. При всем своем самодурстве он
человек не глупый,  и помощь его нашему делу  может быть неоценимо велика. Я
делаю  вид, что не  обращаю внимания  на его автономистские разговоры:  мол,
болтовня выжившего  из ума  старика... Едем  сегодня к нему  на  обед.  Ведь
Кузнецов даст нам денег на Амур. Он  уж дал мне миллион на больницу, и я дал
слово, что  назову  ее  Кузнецовской. Он ведь был,  как называют американцы,
бандит,  грабил на Веселой горе  и на Лене, убивал своей рукой. Теперь,  как
говорится,  "надо душу спасать". А ведь мы с вами  нищие,  у нас ни гроша за
душой.  Наша обязанность смотреть на  все  реально и нашу  дворянскую  спесь
отставить, если мы хотим действовать, а не только фантазировать. "Он прав",-
подумал Невельской.
     - Поедем, поподличаем, Геннадий Иванович!
     Через  час сани  губернатора подкатили к кузнецовской  каменной ограде.
Между двух  тучных  белых  тумб  открылись  ворота.  В глубине  двора  стоял
двухэтажный деревянный дом.
     В кабинете  у хозяина в шкафах и на столах образцы  золотых  руд, белый
кварц с желтыми прожилками, щербатые золотые  самородки, рябые в углублениях
и гладкие, как  полированные,  круглые на  выпуклостях, с осколками кварца в
морщинах. Тут золотой песок в китайских чашках  и редкие огромные самородки,
из  которых один  величиной в  два  кулака. Тут  же  'ржавые,  черные, синие
зубчатые  камни  -  образцы железных,  серебряных, оловянных  руд, каменного
угля.
     За обедом  губернатор  помянул  про Амур: что  трудно его занять, много
требуется средств,  а их нету. Петербург жмется, не дает ничего  для Сибири.
Отсюда везут целые караваны, серебрянка за серебрянкой идут в Петербург.
     - Качают  наше  золото, берут  меха, все  тянут отсюда. А сибиряки -  в
темноте,  отсталые. Подсчитать если, сколько одна Компания выкачивает отсюда
богатств!..
     Кузнецов   слушал  молча,  смотрел   не  мигая,  ловил  каждое   слово.
Рассуждения  Муравьева  трогали  старика, они были  верны, попадали  в самое
сердце, но он знал, что губернатор зря не станет жалобить. Ему чего-то надо.
Кузнецов примерно представлял, что, по желал знать подробности,  хотя  и  не
торопился выказать свои чувства и соображения.
     Муравьев помянул  про Амур как бы  между  прочим и перевел  разговор на
кяхтинский  торг, сказал,  что вот  Невельской  интересуется, какие  вкусы у
китайцев, что они  любят;  он хочет торговать  с ними  на  Амуре  и  завести
приятельство, так надо бы дать ему руководство и линию по торговой части.
     Кузнецов тут же повел гостей на двор, в амбар, и стал показывать, какое
просо,  рис,  леденец и мануфактуру получает  он на Кяхте  в  обмен на  своп
товары.  Стал объяснять, как узнавать сорта проса, каков должен быть хороший
леденец,  какая  мануфактура  лучше.  Невельской  набирал  просо  в  горсть,
подбегал  к двери,  смотрел на солнце.  Старик почувствовал интерес к своему
купеческому  делу и оживился. Никогда и никто  из образованных не  затевал с
ним подобных разговоров.
     - Что же  ты, Геннадий Иванович,  хочешь записаться в гильдию и открыть
лавку на Кяхте? - хитро спросил Евфимий Андреевич.
     - Да нет, он все для Амура! - заметил