непоправимое, когда государь любит того, кого можно бы
и не  любить.  Людям, подобным Муравьеву, любовь  государя и покровительство
вельмож заменяют, по мнению Гилюли, энергию и деловые качества. По протекции
им  все дается. Но  Муравьев осторожен, он не навредит  Компании, и уж тут с
ним приходится считаться.
     Догадки,  предположения  и  планы  возникали  в  голове  Гилюли, но  он
отвергал  их, не находя выхода.  День ото дня он приходил к  мысли, что  тут
надо поднять дядюшку. Но как написать ему об этом? Очень опасно! По нынешним
временам, когда перечитывается  вся  корреспонденция,  письмо можно  послать
только с нарочным.
     Дядя сам поймет, какой  козырь в руки получают  его смертельный враг  -
начальник Главного  морского  штаба  князь  Меншиков,  который  ненавидит  в
последнее  время  Компанию, и  еще  больший  враг  - министр внутренних  дел
Перовский.  В морском ведомстве  косятся на Компанию.  А московские либералы
хотели  бы  сами пробраться в  колонии, портов там  настроить,  навезти туда
лабазников, алтынников откуда-нибудь из Нижнего или из Иркутска...
     Вот  в  эту-то пору и получил Гилюля частное письмо из Аяна от сестры и
зятя.
     А  вскоре  пришло  известие  от  дяди. Он  сообщал кратко,  что Завойко
написал об уходе из Компании. Сам дядюшка собирался в Петербург.
     "Ну,  теперь гром грянет над их головами!" - торжествующе думал Гилюля,
обкусывая гусиное перо.
     Кое-что  уж было  сделано.  В  Министерстве иностранных  дел Сенявин  -
начальник азиатского госдепартамента  - ужаснулся, узнавши, что судно ходило
в Амур без инструкции.
     246
     В  Военном  министерстве отозвались весьма  неодобрительно о  действиях
Муравьева.
     Сенявин сказал Гилюле, что граф Карл Васильевич Нессельроде  сам  будет
докладывать обо всем царю.
     Вскоре Гилюля узнал, что доклад состоялся...

Глава 31 ОБИДЫ НЕ ПРОЩАЮТСЯ

     Жизнь  русскую,  не установившуюся,  задержанную и  искаженную,  вообще
трудно понимать без особенного сочувствия... А. Герцен.
     Загремела  щеколда,  и огромная  фигура  Волконского с тяжелой  сутулой
спиной спустилась во двор, где снег, как  видно, тщательно отгребали  с  той
стороны,  куда калитка  открывалась. Сергей Григорьевич повел Невельского по
тропе, протоптанной  в снегу, к дверям  маленького двухэтажного бревенчатого
дома, нижний  этаж которого был полуподвальным. Ставни в обоих  этажах белы;
крыша на доме высокая и горбатая.
     Спустились по  лесенке  в  полуподвал, открыли дверь, обитую кошмой,  и
вошли в  просторную  светлую  кухню, с низкими окнами  на солнце и с русской
печью. На  полу,  у окна, на низеньком табурете сидел старик. У него в руках
ичиг, а рядом на столике вар, суровые нитки, иглы, шило, куски кожи.
     -  Здравствуй,   Михаил   Васильевич,-  снявши  треух,  поклонился  ему
Волконский.
     -  Здорово,  здорово,  паря,  Сергей  Григорьевич!   -  тонким  голосом
отозвался  старик,  подымаясь  с табуретки.- Давненько не заходили,  милости
просим, к нам-то надо было бы уж давно, давно,  да все чего-то вас нету. Все
думаю, че же  это  Сергей-то Григорьич-то глаз  не  кажет,  дружка-то своего
поджидал, поджидал.
     - Знакомься, Михаил Васильевич,- капитан Геннадий Иванович Невельской.
     - Пожалуйте, пожалуйте в зальцу,- выкинул обе руки старик в сторону  по
направлению к лестнице наверх.- Я, ви-
     247
     дишь, тут сижу, ичиги шью, светло, хоть цельный день обутки шить можно;
видишь,  я  избу-то  ловко-ловко поставил, все  солнце  на кухне... Анна!  -
крикнул старик, подбегая к крутой узкой лестнице и подымая голову наверх. Со
второго этажа отозвался женский голос.
     - Поди-ка, поди-ка  сюда, посмотри-ка, кто  зашел-то.  Уж не обессудьте
нас, Геннадий Иванович, пожалуйте!
     - Нет, что же, помилуйте!..
     -  Нет уж, в зальцу, в зальцу пожалуйте,- упрямо приговаривал  Пляскин,
видно  желая поскорее выпроводить гостей из  кухни...- Анна... Ах ты, тварь,
зараза,- рассердился старик, наткнувшись на черную лохматую собаку, лежавшую
у ножки стола, положив морду на лапы, и наблюдавшую за людьми.-  Поди-ка ты,
тварюга, на улицу...
     Пляскин  приоткрыл  дверь.  Собака  нехотя   вышла,  словно   испытывая
неловкость за хозяина, что он так всполошился и всю вину  сваливает на  нее,
разумную собаку, которая  просто хотела послушать, что тут будут говорить, и
посмотреть на нового человека. А старик из угодливости гони г ее вон. Собака
подчинилась. Дверь захлопнулась. Хозяин вслед за гостями поднялся наверх.
     Второй этаж разделен беленой  перегородкой  с занавесками на двери. Пол
выкрашен, на окнах горшки с цветами, в  углу свернута трубой какая-то кошма,
на ней полушубок и в самом углу ружье.
     -  Маркешкино-то  барахло  убери отсюда,-  велел жене  Пляскин.-  К нам
сродственник  приехал с  китайской границы,  гостит, ночует тут. Видишь, как
спали, так еще не убрались, вое некогда. Солнце в обед, а мы со старухой все
крутимся да толчемся вокруг себя...
     Пляскин и Волконский разговорились про разные  здешние дела, про базар,
про охоту  и лошадей. Михаил Васильевич был предупрежден,  что к нему зайдет
капитан, но не знал, по какому делу.
     Старики,  оба  седые  и  рослые,  оба  с длинными  волосами, в  простых
рубахах, сидели напротив друг друга.
     У Волконского брови густые, черные и крупный нос, властный, пристальный
взор,  густой голос.  У Пляскина  лицо  скуластое,  плоское, широкое,  как у
монгола.  Усы жесткие, темно-русые, с густой  проседью; борода растет плохо,
он ее бреет, шея желтая, в морщинах. Он плечист, но суше Волконского.
     248
     Сергей Григорьевич  сказал, что  Невельской пойдет на Амур, на корабле