ловек  в  плаще  и  в
генеральской  фуражке.  Лицо  его было прикрыто  черной волосяной сеткой,  а
затылок и уши затянуты белым чехлом, надетым под фуражку.
     Это Муравьев  -  генерал-губернатор  Восточной Сибири. Он направлялся к
морю,  желая  видеть  весь  свой  великий край,  а  особенно  Камчатку  с ее
превосходной Петропавловской гаванью.
     Еще в прошлом, 1848 году,  Муравьев обещал  государю, что побывает там.
На Камчатку  возлагались  большие  надежды. Россия владела побережьем Тихого
океана на огромном протяжения, но не имела ни единого удобного порта. Жалкая
тропа, по которой якуты вели караван губернатора, была единственным путем на
океан.  А на  Камчатке - великолепная гавань. Пока  об этом писали в русских
газетах, в Петербурге не беспокоились. Но вот в "Таймсе" появилось несколько
заметок об удобстве Авачинской бухты и о богатствах  Берингова  и  Охотского
морей,  и  царь повелел обратить особое  внимание на Камчатку.  Он  приказал
основать  там  центр русского могущества и влияния на Тихом океане. Муравьев
понимал,  что  царь  вовремя  принял  такое  решение.  По  многим  признакам
англичане,  как  он  полагал,  могли  со  временем  протянуть  руки  к  этой
драгоценности, которую Россия до сих пор как следует не берегла.
     Еще чуть ли  не сорок  лет тому назад  Крузенштерн, восхищаясь  Авачей,
писал: "...великое отдаление  Камчатки  не может  однако ж быть... причиною,
что оставляют ее в бедственном положении. Порт Джексон в Новой Голландии, на
переход к коему из Англии употребляется не менее пяти месяцев, невзирая
     11
     на сие  отдаление,  сделан  в  20  лет  из  ничего цветущей  колонией".
Муравьев  недавно перечитал Крузенштерна  и подчеркнул  эти слова. Видно,  и
царь знал эту книгу или хорошо помнил мнение покойного Крузенштерна.
     "Камчатка должна быть цветущей страной!" - полагал губернатор.
     Но  Крузенштерн  писал,  что  снабжать  Камчатку  надо  из  Петербурга!
Конечно, это будет флоту слава и школа морякам.  Но нужен  еще и  внутренний
путь  к ней. Ныне иные времена, не то, что при Крузенштерне. Тихий океан уже
скоро не будет Тихим. Без внутреннего пути мы не создадим процветающей
     Камчатки.
     Выехав из Иркутска, губернатор проделал огромный путь на  судах по Лене
до Якутска и теперь  на лошадях через хребты,  леса  и  болота направлялся к
берегу океана, в порт  Охотск. По сути  дела, тут  не  было никакой  дороги.
Теперь он  сам это видел. Снабжение Камчатки  по  такой  тропе не могло быть
удовлетворительным. Каждый пуд груза поставлялся вьюком, с
     'большими трудностями.
     Была еще одна новая дорога из нового Аянского порта,  которую в Якутске
очень хвалил вызванный туда губернатором для свидания ее  строитель Завойко,
начальник Аянского порта и фактории Российско-Американской компании, человек
удивительно своеобразный и энергичный.
     В Петербурге, в правлении Компании, довольны были этой новой  дорогой и
утверждали, что лучшего пути  России и  не надо желать на Востоке. Перевозка
мехов, добытых на промыслах в Аляске, шла якобы по аянской дороге как нельзя
     лучше...
     Муравьев соглашался, что аянская  дорога,  видимо, лучше этой охотской,
которую он уже проклял в душе, и обратный путь намеревался совершить по той,
чтобы увидеть ее и сравнить обе дороги.
     Он  знал,  что необходимо получить право плаванья по реке Амуру. Только
тогда вопрос  будет решен радикально и окажется возможным  снабжать Камчатку
как следует. Но Амур и его устье не  были известны. Это почти белое пятно на
карте. На исследование  устья  Амура  должен  был  идти  этим  летом капитан
Невельской  на  "Байкале". Пока  что об  экспедиции  нет  никаких  сведений.
Невельской в прошлом  году вышел в  кругосветное  плаванье  из Кронштадта  и
предполагал весной быть на Камчатке.  Он  сам вызвался идти  к  устью Амура.
Чтобы пере-
     12
     дать  Невельскому  инструкцию  и  разрешение  производить опись  устьев
Амура, послан был весной в Охотск из Иркутска  любимец и близкий родственник
губернатора,  совсем  еще молодой  человек -  штабс-капитан Корсаков.  Но  в
Якутске  губернатор  получил  от  Корсакова письмо.  Тот  не  вышел в  море.
Охотский порт был затерт льдами. Невельской не получил инструкции.
     Муравьев  надеялся, что  сам встретит капитана  Невельского  после  его
путешествия и  из первых  уст узнает от него, что же с Амуром... И вот, в то
время  когда Муравьев начал  осуществлять  свои планы,  в спину  ему нанесен
удар...
     Конь ровной  и  быстрой рысью бежит  по скользкой траве; Муравьев сидит
привычно  прямо, и только тот, кто  хорошо  знает  его,  может догадаться по
тому, как избоченился губернатор и  как откинул голову  чуть на сторону, что
он думает с гневом о чем-то.
     Путешествие  началось  как  нельзя  лучше.  Оно  было  очень  остроумно
задумано  Муравьевым и  превосходно  подготовлено.  Предполагалось,  что это
будет не только патриотический подвиг, грандиозный осмотр владений и разгром
чиновников во всех медвежьих углах, но и к тому  же увеселительная прогулка.
Муравьев  умел  совмещать  полезное  с приятным.  Он  любил  путешествовать,
смолоду прошел с русскими войсками многие  дороги Балкан и Кавказа. Он бывал
в  Европе,  хорошо  знал  Францию и  умел  с  европейским  комфортом  пожить
по-русски  и с  русским размахом.  Оригинально совершить  такое путешествие:
Лена,  Якутия,  Охотск,  проклинаемый  всеми  моряками,  потом Тихий  океан,
Камчатка!..
     Началось отлично, и все были веселы. Но вот в Якутске, когда губе