или во время катастрофы...
     Алеша почувствовал, что валится с ног,  ушел  и  улегся  в  подвесную
койку. Но вскоре проснулся,  чувствуя,  что  происходит  что-то  неладное.
«Диану» кидало на больших волнах. И все время  на  палубе  как  бы  что-то
перекатывалось. Это бегали матросы, — видно, не держали пластыри и адмирал
что-то придумал, и сразу засвистали всех наверх.
     Сибирцев, выскочив из койки, кинулся по трапу. «Диана» тяжко и  долго
всходила на огромную волну, а потом, испытав удар гребня и пронырнув через
облака водяной пыли, так же тяжко и долго  валилась.  Все  мокро,  солоно,
скользко, все качается, и теперь думать уже больше не о чем.
     Капитан что-то кричал, подымаясь к уху адмирала в этом  вихре  и  вое
ветра. Волны гудели, как множество низких пароходных гудков  и  сирен,  то
этот гуд ослабевал,  то  разражался  тяжелыми  ударами,  то  свист  и  вой
перекрывали все звуки.
     Алексей Николаевич увидел, что обвязанные веревками матросы  облепили
корму, там что-то сбивают, опускают, но стука не слышно за свистом и ревом
волн, на палубе масса людей, помпы выбиваются из сил.
     Путятин что-то приказывал. Люди бежали к снастям, бежали на реи.
     — Не идет! — кричал Лесовский на ходу  адмиралу,  но  слова  относило
ветром с такой силой,  словно  звук  изо  рта  сразу  попадал  в  какую-то
пролетавшую мимо коробку. Только по движениям губ  можно  догадаться,  что
говорит капитан.
     — Поворот оверштаг! — кричит адмирал. Его зычный голос пробивается.
     — Спустить стакселя! — бегая по палубе, ревет в рупор капитан.
     Матросы терпеливей всяких машин.  Вот  они  медленной  темной  волной
подымаются  к  стакселям.  А  ветер,  кажется,  стихает.  Фудзияма   снова
открылась. Она стоит отчетливым синим конусом.
     — При спуске стакселей фрегат к ветру не тронулся! — кричит Лесовский
адмиралу.
     А ветер с юга гонит фрегат к появившейся гигантской горе.
     — Где Хэда? — спрашивает Алексей Николаевич у товарищей.
     — Пронесло мимо... Она вон в тех горах, — отвечает штурманский офицер
Карандашов. Он тощ, и кажется, что ветер его качает и бьет не так  сильно,
как остальных. — А вот где деревня Матсузаки, — показывает он за корму  на
дальний горный излом.
     Лотовые, прикрепившись к тросам вантов, гнутся на своих петлях, кидая
лоты.
     — Проносит!
     — Проносит!
     Голоса становятся слышней. Небо яснеет, облака идут рваные,  и  видна
голубизна. Судно не слушается  руля,  но  ветер  попутный,  волны  еще  не
стихают, еще велики и грузны, зыбь идет с раскачанного океана.
     Течение  влечет  «Диану».  Маленькие  зарифленные   паруса   помогают
направить ее ход. Руль опять выбило ударом  волны.  Но  опять  не  сдается
адмирал. Плотник Глухарев побежал на корму с  инструментами.  Слышно,  как
стучат плотники.
     Фудзияма стала громадной, вершина ее сверкает, как лед на масленой, а
ее тучный столб, казалось, вырос. «Диану»  несло  к  ней,  ветер  ослабел.
Видна у подножия Фудзиямы грандиозная отмель, ровно  вогнутым  полукружием
обступившая даль залива Суруга, и над ней сосновый лес. Ясно видны большие
вершины сосен и их стволы.
     Путятин снял фуражку и перекрестился.
     Отмель почему-то черна, но на ней нет  ни  скал,  ни  рифов.  «Диана»
медленно подымалась и опускалась на  больших  волнах.  С  русленей  что-то
кричали лотовые, сразу с обоих бортов. Сибирцев быстро кинулся к ним.
     — Глубина двадцать сажен! — доложил он. — Двадцать сажен!
     Попытались повернуть судно, направить его к оставшейся теперь  далеко
позади Хэда, но ветер и течение гнали его  к  странно  черной  отмели  под
Фудзиямой.  Ветер  опять  стал  крепчать.  Волны  заходили   по   «Диане»,
закатывались с кормы и покрывали ее всю. На  берегу  все  время  вздымался
белый вал.
     А день уже на исходе.
     — Отдать левый якорь! — приказал  адмирал. —  Надо  выбрасываться  на
баркасе на берег и завозить леер, — сказал он капитану.
     Фрегат в двух кабельтовых от песчаного берега у подошвы Фудзиямы.  От
качки течь сильней. Спустили реи и стеньги. Совсем разоружен фрегат. Помпы
стали ломаться...
     — Если наведем леер, то через накат прибоя перевезем людей на берег.
     — Что толку на берегу! Ведь  там  Япония...  Они... —  говорит  юнкер
Корнилов.
     — А наши на джонке выбросились, — говорит Карандашов.
     — Откуда эти сведения?
     — Матросы следили.
     — Ночью? Огонек мелькал?
     — Выбрасываться на берег! — сказал Степан Степанович.
     — Отдать правый якорь! — приказал адмирал.
     Подошел Пещуров:
     — Вот как вдруг  оказались  совсем  рядом.  Но  что  там  у  японцев?
Посмотрим!
     — Вот и Япония близка. Помнишь, как Эйноскэ напился и хвастался,  что
они и  сейчас  охотно  пилили  бы  головы  европейцам  и  снимали  это  на
серебряную пластинку... «Что же вам мешает?  Пилите!» —  «Европейцы  очень
сильны. Сильнее нас. Особенно американцы! —  Потом  спохвати