сказал,  что  занят  и  не  может  праздновать.  В  эти  дни
губернатор должен казнить много воров. Им будут рубить головы, а некоторых
отравлять ядом. Все чиновники должны принимать участие в разборе дел.
     Ему бы хотелось поехать на корабль, он очень любил бывать в  опрятной
и просторной кают-компании среди гостеприимного общества офицеров, которые
всегда вели разговоры на самые неожиданные и непривычные  темы.  Он  любил
салон и библиотеки адмирала и в глубине души  чувствовал  самое  дружеское
расположение к этим людям, с которыми  отдыхал  от  вечного  напряжения  в
своей среде. Но причина не в заботах местного  управления.  Он  и  не  мог
отправиться на христианский праздник без разрешения высшего правительства,
хотя Путятин очень настойчиво и радушно приглашал его. Поэтому он  помянул
про грязь, преступления и казни, желая показать, что в эти дни у него  нет
никакого праздника, а, напротив, что очень тяжкие и грязные дни.
     Через несколько дней на заседании, протянувшемся  до  самого  вечера,
дали разрешение шестерым  русским  остаться  на  берегу  и  жить  в  храме
Гёкусэнди после того, как Путятин со всеми  людьми  уйдет  на  «Диане».  В
Гёкусэнди остается Посьет с переводчиком Гошкевичем  и  с  охраной.  Будут
продолжать переговоры и подготавливать текст вместе с японским  секретарем
Накамура Тамея.
     Еще пришли из столицы суда с рисом. Борцы с эдоского рынка, голые  до
пояса, с грудями, как у женщин, с рук на руки  перекидывали  плетенные  из
соломы мешки с рисом, выбрасывая их из джонки на борт русского корабля.
     Скоро у русских Новый год и они опять  выпрашивать  станут  продукты,
чтобы было чем угощать в праздник. На Новый год Кавадзи поехал  бы  охотно
на «Диану». Но его не приглашали. Вообще отношения что-то уж очень  просты
и без церемоний, естественны до неприличия.
     Сын Эгава Тародзаэмона привез тушу кабана. Таков  сын  у  Эгава!  Ему
шестнадцать лет, а он уже отважный охотник.  Как  он  не  похож  на  детей
эдоских чиновников! Сердце Кавадзи болит,  когда  он  вспоминает  о  своих
мальчиках.
     В Нираяма, в имении  Эгава-отца,  живет  теперь  американец  Накахама
Мандзиро, по новому закону снова ставший японцем. Когда он возвратился  из
Америки, еще при старом сиогуне, многие князья и вельможи  желали  увидеть
его и поговорить. Необычайные сведения, привезенные им, распространялись в
обществе. Наконец его потребовал к себе сам сиогун. Перед  лицом  Верхнего
Господина подвешены были бамбуки, что означало, что  простолюдин  Накахама
Мандзиро его не видит и не смеет, под страхом смерти, на него посмотреть.
     Теперь Эгава Тародзаэмон выпросил этого японца себе. Накахама живет в
горах Идзу. Эгава советуется с ним.  Накахама  обучает  сына  Тародзаэмона
всему, чему сам научился в Америке.
     Но что же старый князь Мито? Что он думает обо всем  этом?  Наверное,
из-за него все ответы так долго задерживаются.
     Тушу кабана, убитого  Эгава-младшим,  послали  на  военной  джонке  в
подарок Путятину. Корабль «Диана» все стоит и не уходит. И не тонет,  хотя
уже были и шторм и ветер. Проходят дни, а залатанный фрегат  не  движется.
Накамура Тамея ездит на «Диану» каждый  день.  Возвращаясь,  он  обо  всем
докладывает Старику и Кавадзи.
     В городе зажгли огромную кучу мусора. На  «Диане»  засвистели  дудки,
капитан  закричал  в  рупор,  и  люди  забегали  по   кораблю,   они   там
перепугались. Эбису спустили баркас и осторожно  опускали  на  веревках  в
него какую-то машину. Сто матросов  прибыли  на  берег  на  баркасе  и  на
шлюпках.
     На  берег  побежал  Накамура  Тамея  с  чиновниками  управления  и  с
полицейскими. Возвратившись, Накамура доложил, что русские решили,  что  в
городе пожар, и привезли пожарную машину.
     — Как они надоели! — сказал Кавадзи. — Когда же они  уйдут?  Им  надо
ремонтировать свой корабль, а они все хотят спасать  японцев  и  везут  на
берег пожарную машину.
     — Может быть, судно их не может идти? — спросил Саэмон но джо. Вопрос
этот давно его тревожил.
     Накамура Тамея ответил, что эбису говорят, что  в  море  судно  может
продержаться на заплатах три дня.
     Хохотали в этот вечер до упаду. Но у Кавадзи  всегда  есть  в  запасе
тяжелые думы. За последнее  время  ему  кажется,  что  японские  чиновники
приема русских как бы находятся в пренебрежении у  высшего  правительства.
Казалось   бы,   все   одарены   халатами   за   служебные    подвиги    и
распорядительность, но на самом деле это лишь вознаграждение за тревоги  и
ужас, испытанные во время землетрясения.
     «А дальше что? Ни денег, ни продовольствия!  Мы  живем  впроголодь  и
стыдимся признаться в этом Путятину. Давно уже никто из  нас  не  пробовал
мяса».
     Никаких  указаний  не  делается,  как  вести  переговоры.  Никто   не
осведомляется, успешно  ли  подготавливается  договор.  Заключать  договор
назначены высшие чиновники, а никакого значения делу не придается.  Усилия
уполномоченных, кажется, перестали интересовать правительство в Эдо.
     Кавадзи знает, в  чем  тут  дело.  Хорошего  ничего  не  предвидится.
Правительство в своих стараниях готовится к иному  тяжелому  будущему.  Но
надо делать свое дело и показывать, что не замечаешь  странного  поведения
правительства. Странное, небывало странное положение!
     — У них руль фальшивый и помпы все время работают. Вода к ним  так  и
льется в кор