такого  камня  сложен
замок Верхнего Господина.
     Еще недавно так страшно  смотревшие  из  узких  четырехугольных  окон
корабля на город чугунные пушки перетаскивались матросами и  укладывались,
как бревна, на площадке у пристани.
     — Все они выглядят старше своих лет. Даже шестнадцатилетний  мальчик,
который служит у Посьета, похож на старика с седыми волосами.
     — Все лица старческие. Мир бледных призраков.
     Высмеяли и Можайского.
     — Первый раз, когда он явился ко мне, —  сказал  Кавадзи, —  то  стал
нахально требовать, чтобы я ему позировал и разрешил  нарисовать  себя.  Я
подумал — какой отвратительный варвар!
     Все согласились с мнением Кавадзи.
     — Хай! Хай! Хай! — с придыханиями, тихо поддакивал почтительный  круг
чиновников.
     Но в глубине души всем, как  и  самому  могущественному  Каку,  очень
приятны  были  домогательства  Можайского.  На  серебряной  пластинке  его
«прибора,  отражающего  натуру»   получались   замечательные   изображения
человеческих лиц. Какой это замечательный подарок  будет,  если  привезешь
такую штуку домой и покажешь в семье.
     — Он даже все рябинки отпечатывает! —  сказал  Кавадзи. —  Ничего  не
скроешь!
     И на этот  раз  все  захохотали  не  над  Можайским.  Смеялся  Уэкава
Денигиро. Это его рябинки  на  лице  изобразила  серебряная  пластинка  из
черного ящика Александра Можайского.
     — На вид он богатырь... Какие руки! Рост шесть сяку  с  четвертью.  А
занимается... рисованием! — подхватил Деничиро.
     — Их корабль — раненый дракон. На мели!
     — А сам Путятин!
     — А Посьет с кривой шеей. Он, видите  ли,  не  может  держать  голову
прямо! Он простудился! Как слабая женщина!
     Пришел опоздавший чиновник и сразу завладел  вниманием  общества.  Он
доложил, что два ро-эбису были в Атами, хотели бы пойти к  девицам  тайком
от своего адмирала, но очень всего боялись.
     — Им ничего не удалось!
     Все долго хохотали.
     — Молодые  люди  хорошие  должны  не  об  этом  думать,  а  соблюдать
дисциплину, — сказал Тсутсуй.
     «О чем же русские говорят в этот вечер? — думал Кавадзи,  укладываясь
на удобную мягкую постель под футоном, край которого прикреплен к  жаровне
с горячим пеплом. — Переводчики Хори Татноскэ  и  Мориама  Эйноскэ,  часто
остававшиеся по долгу службы на «Диане», свидетельствовали, что русские  в
своем обществе точно так же высмеивают японцев. Их шутки,  конечно,  могут
быть очень злыми и меткими. Что же делать! В чем бы я  мог  показаться  им
смешным? Они высмеивают изнеженность японцев. Но я хожу пешком  сотни  ри,
когда отправляюсь по делам, а носильщики несут мое пустое каго, конечно, я
не могу совсем от него отказаться.  Высмеивают  поклоны  и  вежливость,  с
которой японцы излагают даже неприятное для эбису. А сами стараются  потом
подражать японцам, но только делают это неумело, как варвары.
     Даже  сам  Путятин  не  умеет  говорить  как  следует.  О  чем-нибудь
начинает, потом перескочит на другое, потом  вдруг  похвастается  силой  и
величием своей империи, то вдруг вспомнит еще что-нибудь,  о  чем  упустил
сказать при прошлых встречах и что мы тогда сразу заметили, но  ничего  не
сказали, а он вспомнил только через несколько дней. Или назавтра.
     Как бы ни были изнежены наши молодые вельможи, но  и  они,  рассуждая
про свои наряды или стремясь к наслаждениям, остаются последовательны. Они
воспитаны, обучены искусству сабельных боев  и  всегда  помнят,  как  надо
поступать, чтобы нести ответственность».
     Бывает, конечно,  что  и  в  голове  Кавадзи  вдруг  мелькнет  что-то
совершенно не относящееся  к  делу,  или  прорвется  новая  мысль,  словно
залетевшая волшебная птица, или явится новое понимание чего-то до сих  пор
неизвестного, казалось бы.
     В горизонтальных и вертикальных линиях схем и в столбцах  иероглифов,
которыми мыслит государственный чиновник, в свое время и в своем месте  он
даст обозначение и этой волшебной птице.
     Их корабль — раненый дракон. Как это смешно  и  жалко.  И  теперь  со
всякой просьбой лезут. Так надоели. Скорей бы они ушли. Дракон бессилен...
И вдруг вспомнилась классическая пословица: «Дракон на мелком месте смешон
даже ракушкам». Кавадзи насторожился.
     Утром  уполномоченные  и  губернаторы  отправились   на   официальную
встречу. В городе еще разруха.  И  даже  храмы  не  приведены  в  порядок.
Поэтому заседания будут продолжены за городом в деревне Какисаки  в  храме
Гёкусэнди,  где  эбису  похоронили  своего  матроса.  Им  дозволено   было
ненадолго высадить на  берег  христианского  священника,  чтобы  совершить
обряд похорон. Первые христианские обряды совершены в Японии  снова  после
того, как в древности все христиане-японцы были убиты или сброшены  вместе
с семьями в кратеры вулканов.  У  Перри  тоже  были  с  собой  священники.
Американцы своего бонзу сделали переводчиком.
     Но даже за короткое время, которое  пробыл  священник  с  «Дианы»  на
берегу, с ним завели знакомство и дружбу бонзы из храма Гёкусэнди.
     Голубовато-зеленое море в пене набегает  на  широчайшую  отмель,  над
которой идет дорога в деревню. Кавадзи-сан шагает со своими подданными и с
охраной под кручами высочайших скал, под прибрежными