овейших приборов.
     — Японские дома им очень непривычно делать, — сказал Накамура.
     — Да вон, посмотрите, — ответил Путятин, приглашая всех на террасу.
     Вдали какие-то эбису подымали бревно стоймя, и около  них  копошились
дети и женщины. Несколько эбису шли без дела по улице. В другом месте двое
копали землю вместе с японцами.
     Путятину  казалось  сейчас,  что  общность   страданий   и   взаимная
готовность помочь  чем  возможно  сближают  его  с  японцами  больше,  чем
предстоящее заключение договора о дружбе и торговле. А Невельской  дерзил:
«Чем торговать? Чем? Откуда вы товары повезете в Японию? Из Петербурга? Из
Казани? Меха им не нужны, им от жары деваться некуда!»
     — Ну, Петруха, ты, видно, японке приглянулся? —  спрашивали  товарищи
Сизова, когда он вернулся на пристань. — Целовалась, говорят, с тобой?
     «Она крепка, только маленько седая и некрасивая», — подумал Сизов.
     Проводив адмирала, Тсутсуй и Кавадзи закончили и запаковали письма  в
Эдо, чтобы отправить  их  туда  чуть  свет.  Разослали  записки  послам  и
губернаторам с просьбой собраться завтра на совещание для обсуждения дел.
     — Это  очень  хитрая  политика  Путятина, —  сказал  Кавадзи. —   Под
предлогом помощи он нарушает наши законы и обосновывает присутствие  своих
войск на нашем берегу.  Поэтому  я  требую  немедленно  присылки  людей  и
докторов из Эдо. Что делает наш доктор Мицкури Гемпо?
     «Но кого могут прислать из Эдо? Что это за люди!» —  подумал  Старик,
но смолчал и сказал,  что  вполне  согласен,  а  что  Мицкури  Гемпо  врач
посольства и лечит чиновников, но в то же  время  может  оказывать  помощь
населению.
     Подданные  послов  столбами  подпирали  крышу,  чтобы   не   свисала.
Заклеивали бумагой  прорванные  окна.  Решили  спать  под  футонами  подле
хибачи.
     — Многие  японцы  не  боятся  эбису  и  сами  их  просят —   сделайте
что-нибудь полезное, спасите тех, кто еще жив, или вылечите, — рассказывал
вечером Накамура.
     Он доложил, что русские спасли двух рыбаков и что японцы, которых  мы
так тщательно оберегали всегда и воспитывали, совершенно все  позабыли  и,
пренебрегая тысячелетними законами, разговаривают  с  ро-эбису  и  все  им
рассказывают, как своим, пока не появится полицейский.
     «Опасная новость!» — подумал Кавадзи.
     Он спал плохо, на сыром полу под  сырым  ватным  халатом.  Углей  для
хибачи не нашлось. Всю ночь слышно было, как лаяли лисицы, выли  собаки  и
кричали люди. Поднявшись до свету, Саэмон но джо ушел в сад. Но там не  на
что было смотреть. А еще недавно он писал жене, как тут сказочно  красиво,
и вспоминал легендарных влюбленных. Теперь деревья голы и в тине и на  них
висят водоросли. Он помнил, что у русских не хватает  одежды  и  провизии.
Погибла вся их мука и сахар. Только немного сахара осталось для адмирала.
     Кавадзи еще вчера решил не сообщать в Эдо о том, что русские посылают
врачей и матросов в помощь пострадавшим. Надо объяснить там, что крушением
русского корабля  можно  воспользоваться.  В  письме  этого  не  изложишь.
Упрямый князь Мито Нариаки опять пустит  в  ход  все  свое  влияние.  Надо
кому-то ехать и все объяснить правительству.
     Накамура Тамея уже отправился на «Диану», видна была  его  лодка  под
бортом  черного  корабля.  Пришел  чиновник  из  охраны  побережья,  вновь
назначенный на эту должность. Он явился  вместе  с  полицейским  офицером.
Донесли, что русские чуть свет  в  городе  давали  детям  хлеб  и  рисовые
лепешки. По сведениям, полученным из соседних деревень, там все дома упали
и развалились, запасы сгорели  или  смыты  морем,  население  прибежало  в
Симода, все голодные, ночью были случаи грабежей и воровства,  следить  за
порядком некому, могут  случиться  убийства  и  изнасилования,  при  такой
суматохе это может оказаться  незамеченным.  Губернатор  Исава  доволен  и
совершенно переменился к русским. Мать второго  губернатора  сказала,  что
все эбису хорошие, и теперь морских солдат  Путятина  никто  не  гонит  из
города. Воры и грабители голодны, как и  все  остальные.  Видимо,  явились
разные бродяги, которые шляются по Токайдо, чтобы  воспользоваться  бедой.
Известно, что самые чудовищные преступления всегда  совершались  во  время
смут и землетрясений, словно люди начинали беситься, и полиция не может за
всем доглядеть.


     Рано утром к  фрегату  подошла  простая  рыбацкая  лодка,  украшенная
значками на флагштоках. По  трапу  поднялся  согбенный  Накамура  Тамея  с
переводчиком. Он еще сильней похудел, но  шарик  его  сегодня  оказался  в
порядке, когда он снял шляпу. Накамура, как всегда, улыбался приветливо.
     — Это было ужасно, господин Посьет! Как  стихия  обрушилась  на  ваше
судно, — здороваясь, сказал Накамура.
     Матросы откачивали воду из трюмов  помпами,  и  она  лилась  за  борт
непрерывными потоками. Накамура, выйдя на ют, смотрел на все с  интересом.
На канатах за бортами держались громадные пластыри,  прикрывавшие  проломы
ниже ватерлинии.
     — Мы очень, очень сожалеем,  что  наша  природа  оказала...  такое...
непостоянство. И очень соболезнуем, что у вас погиб один человек и  другие
получили повреждения. Это нам очень неприятно.
     — Бог с вами, господин  Накамура, —  ответил  Посьет,  чувствуя,  что
добрый японец чуть ли не  готов  принести  извинения. —  Вы  примите  наши
глубокие соболезнования. Ведь мы видели вчера, что  произошло  с  городом.
Вам куда тяжелей, чем н