. На другой день во
Временном Управлении, когда началось обсуждение событий, он сказал:
     — Русские хотят решить три дела: открытие портов, торговля и границы.
Саэмон но джо хочет скрыть договор с американцами. Хочет  скрыть  в  тайне
договор  и  поставить  пределы  в  отношениях  с  русскими.   Если   знать
современное  положение  и  быстроту  обмена  сведениями  между   западными
странами, то можно понять, что  это  невозможно  скрыть.  И  нет  никакого
смысла.
     Кога вообще полагал, что протяжки и сопротивления бесполезны.  Страну
придется открывать. Это и мнение Хаяси. И его тоже.  Все  Управление  Наук
стоит за открытие страны, и только чиновники бакуфу упираются. Когда  надо
было выселить Исава из квартиры, то Каку* понял, что это надо сделать. А в
большем масштабе он этого не понимает.  Кога  сам  сказал,  что  ненавидит
эбису всей душой. Но не стыдится сказать, что поэтому им надо  уступать  и
открывать страну.
     _______________
     * Кавадзи.

     — Мы не имеем современных средств для сопротивления  эбису,  придется
лучше сделать это самим, чем подчиниться  насилию,  как  с  Перри.  Только
поэтому заключили договор с ним так быстро. Россия сейчас пришла к нам без
силы и разговаривает вежливо.  Но  разве  мы  не  видели  вчера,  как  они
упражнялись с пушками? Разве не говорил  нам  Можайский,  что  у  русского
императора есть сто тысяч гвардейцев в Петербурге и все ростом  выше,  чем
сам Можайский? Это, конечно, не главное. Но Россия,  гордая  своей  силой,
она будет оскорблена, и потом, после войны, это вызовет ссору с ней. А нам
совершенно не нужны ссоры с Россией! Все знают, что еще рано говорить, что
она победит,  но  уже  поздно  ждать,  что  победят  англичане.  Зачем  же
скрывать: будет еще хуже! Это очень близоруко — так на все смотреть.
     Кавадзи слушал ученого с глубоким вниманием, вежливо кивая головой.
     Ночью Кога спал плохо. Утром, выйдя во двор храма,  ученый  посмотрел
на море. Изогнутое вдоль мыса и сужавшееся к горизонту, оно  легло  ровным
розовым телом в форме свежезажаренной свиной ноги, которую давно  хотелось
бы попробовать. Но — единомышленник — здешний бугё, с которым Кога состоит
в одной партии против Кавадзи, держал знатное посольство впроголодь.
     Час Змеи, когда Кога вернулся под крышу. Горячий рис вкусно ударил  в
нос паром, едва сняли крышку. Кога взял палочку. Вдруг все  затряслось  от
сильного толчка, затрещала балка над головой, и с крыши на террасу, как по
желобу, скатилось несколько черепиц.
     Кога и все его приближенные стремглав кинулись в  сад,  прыгая  через
окна и двери. Снова загудело под землей, как прокатился гром  под  ногами.
Дома закачались, как корабли на волне. Жители города, неся на руках детей,
молча поспешили вверх, на полянку под скалами возле храма, туда, где стоял
побледневший Кога со своими приближенными. Он подумал, что еще никогда  не
приходилось  показываться  перед  простым  народом  в  таком   затрапезном
халатишке, в котором и ешь и сочиняешь стихи, иногда и  пальцы  вытрешь  о
него.
     Кога, видя, что больше  нет  толчков,  возвратился  в  храм.  Самураи
затаптывали угли из развалившейся печки.
     Снова все задрожало еще сильней. Лопнула крыша храма  и  провисла,  в
пролом, как в воронку, прямо в  комнату  рухнул  поток  битой  черепицы  и
осколков,  дребезжа,  как  град  по  водосточной  бамбуковой  трубе,   как
скорлупа, разлетелась каменная стена храма, осела и  повалилась,  открывая
вид на город. Камни падали вниз, в горный  поток  под  укрепленный  обрыв.
Сверху прокатились огромные камни, отколовшиеся от скалы.
     По городу  стелился  сплошной  дым,  сквозь  него  пробивались  языки
пламени. Доски и солома валились там на очаги,  и  вся  эта  осенняя  сушь
вспыхивала как порох.
     В храм вбежал мальчик, поклонился и громко сказал:
     — Идет цунами!
     Люди по улицам бежали молча, сплошным потоком.
     — Что случилось? Цунами? Идет цунами? — спрашивал  Кога  у  какого-то
старика, несшего на руках двух девочек.
     Тот пробежал, не отвечая. Никто не отвечал. Внезапный ветер  разгонял
пламя пожаров, от  города  понесся  дым,  слышался  треск  сухого  дерева.
Каменные фонари развалились и лежали у храма, каменный мостик через пруд в
саду лопнул и разломился надвое.
     — Такого сильного землетрясения еще никогда не было, — дрожа,  сказал
священник, хозяин храма.
     Кога попросил его сходить на берег посмотреть, действительно ли  идет
цунами.
     — Вода на море, мне кажется, совершенно спокойна.
     — Это  толчки  высокие,  вертикальные, —  отвечал  хозяин  храма,  не
двигаясь с места.
     Наиболее удалые м