на  которой
бился бурун. Опять стали видны якоря, их лапы, до половины закрытые водой.
Опять  покачнулось  судно,  люди  замерли,  опасаясь,  что  палуба   снова
поднимется вертикально, но пошла вода, и фрегат подняло.
     Адмирал крепко держался за поручень и стоял на все еще косой палубе.
     На вершине волны пронеслась  шлюпка  с  «Дианы».  Колокольцов  махнул
рукой и что-то крикнул, но шлюпка пролетела мимо корабля.
     Волны улеглись, и море, покрытое обломками,  стало  успокаиваться.  А
посреди бухты все же что-то ярко блестело.
     — У японцев нет меди на судах! А это плывет что-то медное.
     — Это наш киль, господа! — воскликнул Можайский.
     Офицеры кинулись в трюм.
     — Киль оторван, и вода врывается в трюм потоками! — доложил Сибирцев.
     Матросы тащили машину для откачки.
     Путятин приказал ставить паруса, вооружаться всей команде, чем только
возможно, с тем чтобы толкнуть корабль на мель.
     Когда фрегат  крутился  со  скоростью  в  сорок  полных  оборотов  за
полчаса, когда кружилась голова, когда всех рвало,  Путятин  заметил,  что
священник снял рясу. Путятин увидел  отца  Василия  в  простой,  чистой  и
аккуратно выглаженной посконной рубахе.
     Отец Василий присел, стал снимать сапоги.
     Происходило Бог знает что.
     Солнце носилось за мачтами  вокруг  фрегата,  поворачивались  горы  и
террасы с обработанными полями, горы были в огне, пахло серой. Все  вокруг
раздевались. Адмирал должен погибнуть вместе с  кораблем,  как  и  капитан
Лесовский, с достоинством и не покидая мостика и, быть может,  не  отрывая
руки от леера. «И если мы пойдем ко дну, то пусть отец  Василий  вразмашку
поплывет к берегу с крестом на груди и там соберет и утешит команду!»
     Руля нет, киля нет. Все офицеры в трюмах. Две машины откачивают воду.
Матросы разворачивают заранее приготовленные пластыри. На смоленых канатах
подведут их под пробоины.
     — Давай дыхание ему делать... — говорили матросы.
     — Федотов, попробуй Букрееву массаж. Вон японцам как массаж помог...
     — Рыбак сразу ожил. Был полуживой и без памяти. Это я тебя схватил, —
сказал Маслов, обращаясь к одному из японцев. — Был бы в чувстве, тоже  не
дался бы! Вот видишь... Вот так, брат! Тебя крести, а  ты —  пусти!..  Ну,
как там? — спросил матрос, обращаясь к снимавшему шлем водолазу.
     — Течи сильные... Пробоины...
     — Мы с места на место таскаем машины и налегаем изо всех сил.
     — Ну,  ребята,  слава  Богу,  кажется,  все  прекратилось! —   Маслов
перекрестился.
     Матросы  стали  креститься,  потом  обнимали  друг  друга.   Появился
Букреев. За ним кузнец и толпа матросов. Все кинулись целовать друг друга.
Спасенные японцы тоже стали  обнимать  и  целовать  матросов.  Но  матросы
перехватывали тревожные взгляды, которые они бросали на берег.
     — Вода пошла в бухту, — сказал кузнец.
     — А была как вулкан. Пыхнет — и сгоришь. Не знаю, зачем  идти  к  ним
просить о трактате. Бог их от нас отгородил. Так бы пусть и жили.
     — Дайте ему, ребята, старую рубаху шерстяную, и он согреется.
     — Может, и у нас трясло?
     — Нет, у нас место надежней и земля плодородная. Сейчас снег  идет  и
мороз и воздух здоровый.
     — Вот видишь, они тоже люди добрые.
     — Что же доброго, когда  человек  спастись  не  захотел.  Ему  кинули
веревки, а он не взял. Это уж последнее дело.
     — Земля коварная, и люди такие же.
     — А славный был парнюга, —  сказал  Сизов. —  Провел  себе  рукой  по
горлу, мол, не старайся, они мне все равно отрубят голову. И пропал!
     — Надо будет, они и тебе так же скажут. Это им мало важности.
     — Как же! У них шпицрутенов нет.
     — На молитву становись!..
     На палубе густыми  рядами  строились  матросы.  Под  стук  помп  отец
Василий в облачении стал читать молитвы.
     «Да, это плывет  наш  киль, —  думал  Алексей  Николаевич. —  Неужели
погибнет наше судно?!»
     Алексей Николаевич потрясен до глубины души и забыть  не  может,  как
люди всей массой, не дожидаясь команд капитана и Путятина, кидались делать
все возможное, повсюду натягивали леера, так что при любом положении судна
можно было передвигаться в любом направлении, чтобы спасти корабль.  Никто
не выказал страха или слабости, из шестисот человек ни  один  не  упал  за
борт, все старались помогать японцам, и многие при этом рисковали  жизнью.
Адмирал разговаривает с ними запросто и серьезно, как бы не делая  разницы
между нижними чинами и офицерами. Путятин сам переменился, в нем не было и
тени английского воспитания.
     Судно стояло на мели, и под пробитые борта матросы, споря с адмиралом
и Лесовским, старались как удобней с помощью водолазов продернуть смоленые
тросы и подвести стяженные пластыри из нескольких слоев парусины.
     Василий думал, что японцам еще хуже, чем нам.
     — У японцев землю смыло на  полях.  Как  теперь  сажать  на  камне