| |
нца, тот просил Сибирцева извинить его и
пошел в дом, но вскоре вышел.
— It's Tokkaido Road*, — показал он на узкую дорогу, идущую между
деревенскими садами. — And no permission for foreiners... to come. It's
only... — Он засмеялся, закидывая голову, и хлопнул Сибирцева по плечу: —
Monkey business!*
_______________
* Это дорога Токайдо.
* Нет позволения иностранцам... идти по ней. Это только... мартышкин
бизнес (пустое дело).
Он птицей вскочил в седло, натянул поводья и, дав коню шпоры, галопом
умчался куда-то по дороге, ведущей к горам.
— Какие чудеса! — сказал Алексей Николаевич и подозвал Можайского. —
Ты видел японца? Говорит по-английски! И уверяет, что нам нечего
опасаться, если не будет позволения возвратиться по Токайдо к нашему
лагерю.
— Так это Токайдо?
— Да.
— Вот это?! Впрочем, знаешь, дорога отличная, утрамбованная, только
узка.
— Что ты хочешь, здесь деревня. Вот пойдем в лагерь, там посмотрим,
какова дорога за околицей.
— Ты думаешь, есть у них околицы? Но как же Эгава? Не притянут его к
ответственности за такого американца?
— Видно, он нужный человек.
— Может быть, такой же изобретатель, как Александр Федорович?
Можайский вздрогнул. Что толку в его изобретениях! Ничего не
применимо, что не придумаешь! Никому пока не нужно!
* * *
С утра Эгава строжайше допрашивал в Иноура лодочников, как смели они
бросить «Диану» и разбежаться.
— Из-за этого погибло судно!
— Путятин смотрел на Фудзи и сам махнул рукой и велел всем
разбегаться! — ответил отец Хэйбэя и добавил, что вчера все японцы хвалили
его и восхищались, какой Путятин умный.
— Как же вы поняли его?
— Конечно, все поняли, — ответил Хэйбэй. — Он показал, и все увидели.
Эгава и чиновники требовали новых объяснений. Как посмели без
разрешения бросить судно, обрубить буксиры и бежать?
— Путятин велел! — сказал молодой рыбак из Иноура.
— Да, он долго смотрел на гору Фудзи и махнул рукой, — подтвердил
старшина лодочников. — Он очень правильно понял. Все знает!
Дайкан бранился и грозил пороть нерадивых, как порол их в канун
сбора, когда ленились, но рыбаки стояли на своем.
Татноскэ объяснил Шиллингу, почему нельзя идти по берегу обратно в
Миасима. Здесь-то и проходит главная императорская дорога между двумя
столицами.
— Дорога утрамбована, красиво обсажена соснами и содержится в
порядке, — объяснял Татноскэ. — Никогда по Токайдо не дозволялось
путешествовать иностранцам.
— А разве в Японии бывали иностранцы?
— Конечно, пленные...
Шиллинг ответил, что теперь страна все равно открывается, что же
прятать эту дорогу.
— Пока еще Токайдо не проселочная дорога, — объяснил Татноскэ.
Пришел Эгава и просил адмирала не идти пешком, уверял, что за это
ему — дайкану — придется отвечать.
Японец Накахама, с которым вчера познакомился Сибирцев, сидел тут же.
Он в суконной мексиканской куртке и в рубашке с кушаком, из-за которого
торчит рукоятка пистолета. Эгава запросил у правительства разрешения
познакомить Накахама с роэбису, и пока нет ответа.
— Даже нечего ему подарить на память! — сетовал Сибирцев, шаря по
карманам. — Good fellow!* — хлопнул он Накахама по плечу.
_______________
* Хороший парень.
Тот достал бутыль сакэ и отдал Сибирцеву.
— Good indian!* — сказал Накахама и тоже хлопнул Алексея.
_______________
* Хороший индеец.
Когда этот японец говорил со своими, речь его была тиха и плавна.
Стоило ему заговорить по-английски, как голос менялся, становился на
несколько тонов выше, превращался в резкий тенор, словно включали
музыкальную шкатулку, воспроизводившую человеческую речь, лицо заострялось
и жесты Накахама становились размашистей.
— Непозволительно гостей заставлять идти пешком. Вы поступаете против
нашего обычая, — уверял Эгава. — Лодки для вас готовы. Мы доставим вас в
Миасима.
— Come, come*, — говорил Накахама.
_______________
* Идите, идите.
Адмирал уже приказал выстроиться своим отдохнувшим матросам на улице.
— Сабли вон! — скомандовал Лесовский.
Построившиеся матросы обнажили палаши. И вдруг рысцой выбежали из
переулка с копьями и ружьями два отряда японских солдат и подстроились к
морякам.
— Напра-во! Шагом марш! — скомандовал Путятин.
— О-яма ни каннуки ва микка-инай-ни амэ... — пел в дороге Хэйбэй,
которому вместе с другими рыбаками пришлось тащить тяжести.
На плечах у них шесты, а на шестах висят корзинки.
— Коса-о к
|
|