| |
оболевым, который
мучился после операции, когда ему отрезали ногу.
Лесовский кричал на крыльце на боцмана:
— Загадили все! У них земли мало, и загадить ее нетрудно! Они землю
берегут! Сейчас же поставить людей копать ямы, обнести их плетнем и
ветвями, положить на каждую по доске. Договаривайтесь с японцами, — сказал
капитан барону Шиллингу, — чтобы отвели участок для отхожих мест... Черт
знает что! К нашему лагерю подхода нет! — Капитан выругался и прошел в
дверь.
— Вот и хорошо, что врагу подхода нет... Видишь, какое заграждение! —
сказал в усы денщик Кузьма, обращаясь к товарищам.
Два японца принесли маленькую чистую железную бочку и поставили перед
домом офицеров.
— Какая хорошая чистая посуда. Пожалуй, в ней можно сварить суп, —
рассматривая посуду, говорил собравшимся офицерским денщикам кок.
По дороге шла группа японцев. У каждого за поясом по две сабли.
— Дайкан Эгава явился! — доложил вахтенный офицер, входя в дом.
Путятин, Лесовский, Шиллинг и Пещуров поднялись.
— Японское правительство берет на себя все заботы по устройству и
снабжению русских на время пребывания в Японии, — говорил Эгава
Тародзаэмон, сидя в доме, отведенном для адмирала.
Адмирал сказал, что чуть свет был с офицерами на берегу. Баркас ходит
на леере. Волнение стихло. Фрегат стоит, как и вчера. Все грузы, поднятые
на палубу, видны. Они в целости и сохранности.
— Мы бы хотели просить вас помочь нам отбуксировать фрегат в бухту
Хэда, — сказал Евфимий Васильевич.
— Да, это вполне возможно. Я сейчас разошлю гонцов с тем, чтобы из
всех рыбацких деревень сегодня же были присланы лодки с людьми. Завтра
утром мы можем начать буксировку фрегата в гавань Хэда.
Взошло солнце над горами. В утреннем воздухе послышались крики
офицеров. Матросы с ружьями взводами строились на лугу, в сосняке и на
широкой отмели. Казалось, всюду их отряды и русских войск стало гораздо
больше.
— Бегом арш! — слышалась команда на улице.
Мимо дома, где шли переговоры, хлынула черная рота матросов,
вооруженных ружьями. По команде рота рассыпалась в цепь, и по команде же
на бегу весь ряд залег.
— Встать! — скомандовал старший офицер Мусин-Пушкин. — В ряды
стройсь! Смир-но!
Назначенные на разгрузку проходили группами к берегу. Они должны идти
на японских лодках и шлюпках на «Диану».
Старик японец раскачивал веревкой полуразрушенный землетрясением дом.
Потом потянул его за торчавшую доску с такой силой, что весь дом дрогнул.
Хозяин вырвал доску из столба пыли, бросил на землю, и дом упал.
— Что ты делаешь? — спросил его Сизов.
Японец махнул рукой с таким видом, что теперь жалеть нечего. Сизов
уже знал, что вся эта деревня в три дома. В одном уцелевшем доме,
побогаче, жили офицеры. В другом, который японцы на глазах всех так
отделали и обклеили, что он из развалины превратился в новенький, как
игрушечная беседка, поселился Евфимий Васильевич. Хозяева этих домов
сложили себе будки на огородах. Третий дом бедный хозяин-старик сейчас
свалил. Рядом стоит шалаш. Живет в нем вся семья. Там японка Фуми.
На равнине, за соснами, ударили барабаны, и усатые матросы
замаршировали устрашающе грозно.
Отец Хэйбэя чинил сеть, его соседи, муж и жена, спросили, что это
делают русские такое страшное, ходят все вместе, вскидывают оружие все
враз, потом идут обратно и сразу все ложатся.
И отец и сын назначены на завтра ехать и тянуть черный корабль. Так
велел дайкан. Хэйбэй исправлял свою лодку, которую вчера под парусом
пригнали из бухты Иноура.
— Хэйбэй завтра пойдет на большой фунэ со смешанной командой, а я на
своей лодке, — сказал старик, — но он ее починит и приготовит.
Старик оставил челнок, которым надвязывал сеть, и стал смотреть на
необычную ходьбу матросов. Как это понять? Они другой народ, все у них
по-другому. Они, например, не понимают того, чему нас учат с детства.
— Это, наверное, они танцуют! — сказал старик.
— Такие страшные танцы?
— Да, я всегда знал, что у каждого народа свои танцы. Их танцы нам
могут казаться непонятными!
Перед строем моряков появился старший офицер. Он что-то говорил, а
потом матросы разошлись отдыхать.
К соседу Хэйбэя на огород подошел матрос.
— Дай свеклы...
Японец дал Соловьеву свеклу. Тот ее тут же стал грызть. Сбежались
матросы, и каждый тянул руку к крестьянину. Японец дал еще несколько
свекол. Матросов становилось все больше и больше. Многие лезли в огород,
садились на корточки, рвали свеклу, хватали грязную, совали в рот, драли
за зелень из грядок. Все топтал
|
|