н.
     — Есть! — заорал Барабанов.
     Над  отмелью,  где пристают пароходы,  Федор заготовил еще в  прошлом
году дрова. Работали у него бродяжки, беглые, пилили лес тут же, на релке,
и складывали.
     С  «Казакевича» кинули чалку.  Судно  приваливало долго и  осторожно;
прошло много времени,  прежде чем выкатили с  парохода пассажирский трап с
начищенными медными поручнями и выстлали его ковровой дорожкой.
     Исправник и Барсуков подъехали в лодке.  Солдаты гребли изо всех сил.
Господа вышли на берег и пошли к сходням, солдаты несли их вещи.
     А  с  парохода сошли  пассажиры.  Один  из  них,  смуглый  горбоносый
толстяк,  с перстнями на пухлых пальцах,  обрадовался,  увидев чиновников.
Тучный   исправник   подобострастно  расшаркался   перед   ним.   Барсуков
поздоровался холодно и, не останавливаясь, прошел на пароход.
     Егор  не  в  первый  раз  замечал,  что  Петр  Кузьмич  недолюбливает
исправника и держаться старается особняком.
     На  пароходе дали короткий свисток.  По вторым сходням сошли матросы.
Они стали вязанками таскать дрова на судно.
     — Ну,  как дела? —  с живостью спросил смуглый господин,  оставшись с
мужиками.
     — Как бог даст, — ответил Пахом.
     — Дрова? — спросил он, показывая на поленницу.
     — Дрова, батюшка!
     — А как живете?
     — Слава богу!
     — Хорошо ли место?
     — Да покуда как скажешь?
     — Это  место  выбирал сам  Муравьев!  Во! —  поднял  палец  толстяк и
скривил лицо. —  Слыхали про графа Муравьева-Амурского?  Я его знал.  Мы с
ним хорошие знакомые были!  Как же,  даже очень хорошо был знаком. Так что
тут можно жить!.. А что слышно, нет ли по речкам золота? Мог бы быть людям
доход...  Воспомоществование!  Воспомоществование! — словно спохватившись,
воскликнул  он,   найдя  нужное  слово. —   Я  знаю  одну  переселенческую
деревеньку,  так себе была деревня! —  он  искоса глянул на  подошедшего с
трубкой в зубах Бердышова. — Но вот переселились на Амур — и что же? Нашли
золото —  и  миновали  бедствий,  поставили хозяйство.  И  мало  того  что
миновали бедствий,  но  уже  гоняют  почту  и  содержат станок.  Открывают
питейное заведение!..  Простой мужик нашел золото в ключе.  А у вас ничего
не слышно?
     — Покуда не  осмотрелись, —  отвечал Пахом,  с  недоумением глядя  на
толстяка. — А может, где и есть! — оглянулся он на Ивана.
     — Я слыхал,  есть в одном месте золото, — заговорил Бердышов, вынимая
трубку изо рта, и глаза его засверкали. — Но не знаю еще, верно ли...
     Толстяк снова  оглядел Ивана.  Неприязнь мелькнула в  его  взоре.  Он
быстро отвел глаза,  но их как магнитом тянуло к Бердышову. Толстяк словно
силился вспомнить, где видел этого человека.
     Подошли пассажиры с  дамами.  На пароходе дали второй свисток.  Дрова
были  нехороши.  Капитан обругал Федора и  приказал не  брать тут  ничего.
Толстяк вместе с другими пассажирами пошел к сходням, но вдруг обернулся.
     — Ну, будьте здоровы! — кивнул он мужикам, как старым знакомым.
     — И  тебе не  хворать! —  почтительно отозвался Пахом. —  Про  золото
желает узнать. Кто такой?
     — Это Бенерцаки,  грек.  Банкир,  миллионер, —  сказал Иван. — У него
прииски в Сибири и по Верхнему Амуру. Сам-то он не в Петербурге ли живет?
     — Скажи ты, какой богач! А как просто разговаривает!
     — Видать, будто ладный мужик!
     — Вот и проникают за нами люди с капиталом! —  заметил Барабанов.  Он
поскреб в  затылке,  сожалея,  что  дернул его  черт за  дрова запросить с
капитана на  водку прежде времени,  когда обязался без  всякой приплаты по
контракту поставлять. — Экая собака! — со злом молвил он про капитана.
     Забурлило колесо парохода.  Из двух труб повалил дым, раздались удары
колокола,  и  «Казакевич» стал  отходить,  гулко хлопая по  воде  широкими
лопастями и выгоняя из-под кормы ярко-синие пенистые волны.
     — Вот весело, брат ты мой, калинка! — молвил дедушка Кондрат. — У нас
в Расее и пароходов нет таких!


                                  * * *

     — А старосту мы им опять не назначили, —  вспомнил исправник, когда в
окне  каюты с  отошедшего парохода стала видна релка с  избами,  пашнями и
тайгой. — Живут как отшельники!
     — Да-а... —  как бы спохватился Барсуков. — Ну, ничего! Они приписаны
к Тамбовской волости, а там есть старшина... Их так и прозвали — «Медвежье
поселье».  Пароходы здесь почти не пристают,  мы редко бываем... Но теперь
священник будет.
     Петр Кузьмич не забыл назначит