рдышовым.
     Под обрывом дымил пароход,  слышался свист выпускаемого пара и грохот
поленьев,  падающих в пустой тюрм. Бродяги и каторжане, работавшие у Ивана
на пароходе, покуривали, сидя на ящиках. Завидя хозяина, они поднялись.
     — Как ты их не боишься? — спросил Силин.
     — У меня строгость.  Я умею с людьми обходиться. Чуть что — пуля. Или
выброшу в  пустолесье.  По  Амуру,  берегом,  не найдет дороги —  протоки,
озера, болота; на песках сдохнет. У капитанов уговор — не спускать никому.
     Поднявшись по трапу, крестьяне столпились на палубе. Дальше их обычно
не пускали,  если им случалось ездить на пароходе.  Дуня заметила в  каюте
книги.
     Иван тянул смотреть машину,  каюты.  Пароход был хорош, гораздо лучше
других амурских. Пар из котла выпустили, наступила тишина.
     — Может  ходить по  морю, —  рассказывал Бердышов. —  Высокие борта —
морская волна не  захлестнет.  Теперь могу поехать за соболями на Сахалин.
Растите скорей, —  обратился он к ребятишкам, —  возьму в свою команду.  Я
всем найду дело —  и  мужикам,  и ребятишкам,  и молодым бабенкам... —  Он
подмигнул Дуняше и Татьяне.
     В полутемной кают-компании —  скамьи,  зеркало. Мужики рассаживались,
как в избе. Появился китайчонок в фартуке.
     Иван  поднял  жалюзи,  открыл окно.  С  реки  донеслось ржание коней.
Слабая волна плескалась в борт.
     Иван повел народ наверх. Пароход покачивало от ходьбы многих людей.
     — На море славно, идешь, волна качает, сидишь тут, мечтаешь.
     — Про что же? — как бы невзначай спросила Дуня, но Иван смолчал.
     — Только названия у парохода нет.  Ходим под номером. Уж не знаю, как
назвать.
     Поднялись на верхнюю палубу.  Открылся вид на релку,  на дальний лес.
Солнце стояло еще высоко. Река стихла.
     — Вот на  этой релке произвел я  пароход! —  говорил хмельной Иван. —
Кто —  пшеницу,  а я — пароход! Из лесов и болот вырастил его. Но оказать,
что сильно рад, не могу...
     В  этот пароход вложил он  все свои доходы от  охотников,  от женихов
Дельдики,  от торговли на Горюне,  от всех людей,  обитавших в этой мокрой
лесной пустыне.
     — А твою берложку скоро ветром развалит, —  задумчиво говорил Тимошка
Силин,  глядя на  далекое Иваново зимовье,  приютившееся в  распадке между
сухих пашен.
     — Завтра поедем кататься, — сказал Иван. — Надо баб и девок потешить.
Жалко, Егора нет.
     — Он в тайге работает, —  отвечал Силин,  вытирая покрасневшее лицо с
бледными от пота рябинами. —  Егор —  корень. А ты плавник, наносник. Тебя
где-то вырвало с корнями, и ты таскаешься...
     Ивану рассказали про открытие золота.
     — Заводите  прииски,   мойте  золото,  добывайте  пушнину,  мужики, —
говорил Иван. —  Вам,  конечно, любо распахать клок земли, засеять... Изба
есть,  дров  много,  хлеб  свой,  рыбка под  боком,  ружьишко есть:  живи,
крестьянствуй!  Мне самому нравится,  что на Амуре растет хлеб,  что можем
сами прокормиться.  Буду у  вас окупать пушнину,  дам заработок.  Хорошо и
рыбу ловить,  солить ее и продавать казне;  куда выгодней,  чем пахать.  А
хлеб купим. Привезу вам и муку и самовары, дождевики, спиртовки...
     — Чего захотел! — воскликнул Тимоха. — Чтобы пашни кинуть!
     — Сами кинете!
     — Это уж когда ты нас сожрешь совсем, станем на тебя батрачить.
     — За такие слова тебе мало не будет, — ответил Бердышов.
     Вечером на реке слышен был стук и  лязг железа.  Протрезвевший Иван и
механик  ремонтировали  машину.   Весь   перепачканный  Бердышов  приходил
зачем-то домой с молотком в руках, пинками разогнал собак.
     — Это  я  все  для  тебя  стараюсь, —  вдруг,  повеселев,  оказал  он
повстречавшейся Дуняше. —  Я  ведь тебя все не  забуду,  хоть потешу вас с
Ильей. Илья твой шибко мне нравится!
     Утром  ребятишки бегали  по  деревне —  созывали  народ  кататься  на
пароходе.
     Илья начистил новые сапоги, достал пиджак, сатиновую рубаху. Когда он
выбежал из  дому,  пароход загудел и  вышел из-под  прибрежных деревьев на
речной простор. На пароходе засмеялись.
     — Эй, жену увезли! — кричали с нижней палубы.
     Илья спрыгнул с обрыва и побежал по берегу. Судно на всех парах вошло
в озеро Мылки.
     — Анга,  буду  учить тебя  пароходом управлять, —  сказал Иван, —  ты
хозяйка. Дуня, и ты гляди — может, когда-нибудь пригодится...
     Он подтолкнул молодушку локтем. Анга, похудевшая, с костлявой смуглой
грудью,  хитро посмеивалась. Ей казалось, что Иван вышучивает Дуняшу, а та
ничего не понимает.
     «Иван надвое играет», — заметил Федор.
     И