ублей на  пятьсот.  И
товар-то хороший!»


                                  * * *

     — Ну,  слава богу, —  говорила Ольга-каторжанка, когда последние суда
каравана ушли вниз. — Уехали! Теперь вольная.
     — Какая  же  ты  вольная? —  отрезала ей  Агафья. —  За  тебя  деньги
плачены.
     Федор, видя испуг в глазах Ольги, сказал:
     — Не бойся.  У меня не пропадешь. У меня трое каторжан робят. Выбирай
себе любого. Потрафишь хозяйке, хоть всех трех бери в мужья.
     Ольга хотя не собиралась жить с  ними,  но слова Федора запомнила.  В
этот день она несколько раз взглядывала на себя в зеркало. Вечером сходила
в баню.
     А  Федор  узнал,  что  рыжеватый полицейский офицер,  который получил
деньги за Ольгу-каторжанку, был тот самый новый становой Телятев, которого
Оломов недавно назначил на этот стан.
     — Вовремя ты ему отвалила двадцать пять рублей, — говорил он жене.
     — Ну   и   тварюга   будет   у   нас   становым, —   отозвался  Егор,
присутствовавший при этом.
     — Езди спасай людей, —  засмеялся Барабанов, —  а ими будут торговать
другие!  А  разве  от  меня  вред?  Вот  я  трем  своим бродяжкам виды  на
жительство исхлопочу.  За что их в каторгу погнали?  За пустяки: Агафона —
за  подати,   деда  Якова —   за  богохульство,  Авраамия —  за  «красного
петуха»...


                           ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

     Из  ущелья,  дочерна заросшего еловым лесом,  в  Додьгу падал широкий
ключ.  Речка  разбивалась тут  на  множество  рукавов.  Некоторые  из  них
пересохли. Кругом были песчаные бугры и площади, усеянные буревалом.
     — Напротив устья ключа перебутор —  спор ручьев.  Тут  золота не  мой
никогда, —  учил Егор сына. —  Золото должно быть пониже, в кривых руслах,
где вода оборачивается, течет потихоньку.
     Кузнецовы вытащили лодку,  разбили на песках балаган. Егор решил мыть
золото.
     Стояли жаркие и душные дни.
     Егор и Васька побывали на всех ключах и всем речкам и заметным местам
дали названия.
     Гнилая протока забита гнилым плавником.  Ключ Маристый бежал с  мари,
из болота.  На Еловом ключе до самых верховьев стоял густой лес из толстых
седых елей. Изредка попадались березняки. Там бежала речка Березовка.
     Егор  нашел  золото  в  нескольких  местах.  Расчистили кусок  тайги.
Ударили шурф. На глубине двух аршин Егор напал на золотые пески.
     Над колодцем поставили бадью с  журавлем,  чтобы поднимать пески и на
том же журавле опускать их под берег на промывку.
     — Вот мы с тобой и завели свой прииск, — сказал Ваське отец. — Теперь
надо сбить бутарку, положить колотые бревна, катать пески тачкой. Видно по
пескам,  что россыпь идет под этот берег.  Как мы  с  тобой по берегу ямки
копали, так и она пошла сюда, под этот лес. Здесь самое содержание.
     — Люди еще живы — палят, — говорил Тимошка.
     Егор и тут,  на прииске, желал устроить все хорошенько, основательно,
чтобы не  мыть кое-как,  чтобы не  бродить с  лотком по  пескам в  поисках
удачи.
     Ваське нравилось здесь.  Еловый лес,  Еловый ключ,  шумящая, веселая,
прозрачная вода.  Отец,  перепачканный глиной,  бросает  гальку  и  пески,
пускает воду, буторит их лопатой на деревянном желобе.
     «Там уж  золотника три  есть», —  думает Васька,  глядя на  выбоины в
корыте.
     От  косы на берег через кустарники к  колодцу протоптана дорожка.  На
песке белеет балаган. Вокруг — скалы. На скалах — еловый лес.
     — Теперь тебя, Васька, все лето из тайги не выгонишь, — сказал как-то
Егор. —  А на релке хлеба растут наши. Поедем-ка поглядим. Без хлеба нам и
золото не нужно.
     Васька и сам соскучился по пашне.  Ему захотелось посмотреть,  дружно
ли растут хлеба.
     Работая подле отца на промывке,  Васька привыкал к золоту,  и оно уже
не представлялось ему диковиной.


                                  * * *

     Распахнув оконце,  Федор поглядывал в купленную у Бердышова подзорную
трубу на далекий остров.
     — Опять отдыхают, — с досадой молвил мужик.
     — Ну-ка, —  подошла Агафья, —  шибче трубу раздвинь,  а  то не видно.
Пропасть на них! Опять сидят покуривают. А вода-то подымается — не ждет...
     У  Барабанова на  острове,  наискось от  селения,  косили траву  трое
«соколинцев».  Федор наблюдал за ними в подзорную трубу.  Под вечер, когда
бродя