еволюционером,  которого мужики для краткости и из
дружеского расположения называли Николаем.
     Максимову  приходилось кое-что  слышать  о  китайских революционерах.
Надо бы расспросить Николая, откуда он, какое устройство общества полагает
совершенным.  Но  он  знал,  что  заговорить об  этом —  значит  вспугнуть
собеседника.
     — Он  у  наших  китайцев  вроде  законоучителя, —  говорил  Егор  про
Николая.
     — Я жил на Додьге и как-то заметил лодки, — подхватил Силин. — Думал:
торговцы приехали к Сашке,  мне как раз кое-что купить надо было. Захожу в
фанзу,  смотрю —  там сидят человек пять китайцев,  палочками едят кашу, а
Николай им что-то расписывает.  Так складно у  него выходит,  что я  и  то
заслушался.
     Максимов мельком взглянул на  Николая.  У  того были спокойно-зоркие,
острые глаза. Китаец вежливо улыбался, слушая Силина.
     — Видишь,  какой! —  заметил Тимошка. —  Сперва будто  в  работники к
Сашке просился.  А Сашка говорит: «Нет! На новой земле давай все пополам».
Выделил ему долю. А теперь явился к ним Володька. И все трое хозяева.
     — Как ты все это узнал? — спросил Максимов.
     — Догадаться всегда можно, — отозвался мужик. Ему не понравилось, что
Максимов как бы не совсем верит в его рассказы.
     — Николай ведь ученый по-своему, — продолжал Силин. — Он толкует, что
земля ничья,  что богатых быть не  должно.  Все начальство надо,  мол,  по
шапке. Бывало, прежде, еще до того, как Николай приехал, чуть Гао явится —
Сашка перед ним на колени.  А теперь не-ет, шалишь! Николаю самый смертный
враг —  Ванька Галдафу.  Они как схватятся спорить,  то с  обоих пот валит
градом.  Вот ты знаешь по-китайски,  спроси у Николая,  верно я говорю или
нет.
     Но Максимов решил, что еще успеет поговорить с Николаем.
     — Спроси нарочно, — приставал мужик, — верно ли я их понял?
     Видно  было,  что  Тимохе  самому хотелось убедиться,  верны  ли  его
домыслы.


                                  * * *

     Чжао И-лян,  или,  как прозвали его русские крестьяне,  Николай,  был
одним из  тех  сильных и  гордых людей,  которых не  могут сломить никакие
преследования.
     Не  первый год в  Китае шла гражданская война.  Народ всюду восставал
против правящей маньчжурской династии. Повстанцы не имели общей программы,
их было множество, каждый боролся по-своему.
     Николай  желал  свержения  власти  маньчжуров,   изгнания  из   Китая
иностранцев, реформ, запрещения торговли опиумом.
     Он был участником большого восстания, после подавления которого бежал
в Маньчжурию,  а потом в Россию. В Китае ему приходилось слышать о русских
разные мнения.
     Поселившись на Амуре и познакомившись с русскими крестьянами, Николай
понял, что китайцы как следует еще не знают русских.
     Услыхав,  что  Максимов говорит по-китайски,  Чжао  не  удивился.  Он
полагал,  что  ученый  человек,  который  собирает травы,  изучает  рыб  и
животных, чертит карты, должен знать язык великого народа.
     Не  только  о  борьбе  с  болезнями,  о  прививках,  о  лекарственных
растениях и составлении карт желал бы поговорить с русским ученым Чжао. Он
прежде всего хотел бы расспросить о России. Чжао чувствовал, что у русских
своя жизнь, отличная от китайской, хотя в то же время похожая на нее.
     «У  русских другое  образование,  другие знания.  Мир  един,  и  теми
способами, которыми русские познают свою страну, — рассуждал Николай, — мы
могли бы познать свою».
     Он  жалел,  что большие города русских далеки от  Амура.  Но  Николай
надеялся,  что со временем ему удастся выучиться говорить по-русски и  что
тогда он уедет далеко на запад,  в Петербург,  о котором он слыхал не раз.
Здесь, в России, он думал, что с русскими надо тесней общаться, перенимать
у них все полезное. А русским надо лучше знать Китай.


                           ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

     Взрослому человеку трудно жить одному, без семьи. Сашка знал, что его
соотечественники в  этой стране женятся на  гольдках или  иных туземках из
варварских племен,  живут с ними, а когда накопят средства, бросают их без
сожаления — что жалеть варваров! — и возвращаются на родину.
     Братья Гао  жили с  гольдками.  У  Гао-младшего их  было много,  а  у
старшего и среднего братьев — по одной постоянной, да еще иногда брали они
в лавку чужих жен или девок.
     В  прошлом году,  собрав первый урожай,  Сашка решил,  что  ему пора,
наконец,  жениться.  Навсегда или на  время —  он еще не думал об этом.  В
хозяйстве,  конечно, гольдка ничего не понимает. Научится — будет хозяйка.
Сашка не хуже любой женщины умел сам делать все в доме.
     Однажды осенью Сашка отправился к Кальдуке.  Но зиму он решил не жить
у братьев Гао. Теперь у него был свой дом.
     Когда он вошел в фанзу Маленького, где-то в старом амбаре послышались
к