вые» речки торговать
ездит, но смолчал.
     А  на  Амуре лед  все  еще  шел.  Льдины сверкали и  ударялись одна о
другую, переворачивались и бултыхались в воде, как купающиеся звери.


                         ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

     В  обширной фанзе Денгуры —  сборище.  Поп сидит у поставца с медными
чашечками и  буддийскими божками и  бранит гольдов за то,  что не привезли
детей учиться. На Мылках открывается школа для гольдских ребятишек.
     Гольды  угрюмо  молчат,  пуская из  коротеньких трубок обильные клубы
дыма.
     — Школа цо таки? — с живостью в сотый раз спрашивает Писотька. — Худа
не будет?
     — Не будет, — отвечает священник. — Сколько раз вам толковать?
     По ледоставу поп и  Айдамбо ездили по округе,  объясняли в стойбищах,
что открывается школа,  где будут учить детей туземцев молитвам,  грамоте,
пению.  Гольды, как всегда, слушали попа с удовольствием, но детей в школу
не  везли.  Для  них  поп был чужой и  страшный человек.  Как доверить ему
детей?
     — А кто будет противиться, бог того покарает, — объявил поп.
     Отцы  будущих учеников стали просить попа  подождать,  кланялись ему,
опускались на колени,  обещали подарки,  жаловались, что ребятишки больны,
говорили, что в соседней деревне много умных, хороших ребятишек.
     — Будут хорошо учиться. А наши больные, глупые...
     Поп был неумолим. Опечаленные, хмурые, выходили гольды от Денгуры. На
улице собралась толпа.
     — Поп  всех  загубит, —  от  одного  к  другому перебегал толстогубый
Данда. — Не смейте отдавать детей. Надо спрятать их в тайгу.
     — Поп идет, поп идет, — испуганно зашептали в толпе.
     Все стихли.
     В дверях низкой фанзы появился священник с посохом, а за ним Айдамбо.
     Данда изогнулся, льстиво стал кланяться и даже перекрестился.
     Поп и Айдамбо двинулись по стойбищу. Они входили в фанзы. Детей силой
вырывали из  семей,  под  вой  и  крики  всего  стойбища.  Айдамбо  хватал
испуганных мальчишек и вытаскивал их наружу.
     Поп  и  Айдамбо  забрали  в  Мылках  пятерых детей  и  отвезли их  на
миссионерский стан. Охранять ребят приставлен был Покпа.
     — У  меня  ни  один  не  убежит.  Я  кого  поймал —  держать  умею, —
решительно сказал он. — Хорошо караулить буду!
     Поп обещал Покпе, когда школа откроется, отпустить Айдамбо на охоту.
     — А мы отправимся собирать учеников дальше.
     Поп и Айдамбо уехали.
     Покпа зорко смотрел за  ребятишками.  Приезжали родители,  предлагали
ему  водки,  лис,  соболей,  чтобы отпустил ребят,  но  старик подарков не
принимал. Он позволял отцам лишь поговорить с мальчишками.
     — А как тут кормят?
     — Поп бьет?
     — Почему подарки не берешь? Поп не узнает. Бери.
     — Нельзя!  Бог все видит! —  повторяя слова сына, с важностью отвечал
Покпа.
     Гольды чувствовали,  что  если хунхуз Покпа поддался новой вере,  то,
видно,  скоро всем придется подчиниться попу и  отдавать ему  все,  что он
потребует.
     — Если  подальше от  церкви убежать,  тогда  спастись можно?  Как  ты
думаешь? — спрашивали Покпу.
     — Кто попу попался, никуда не денется, — отвечал Покпа. — Не убежишь.
Пропал уже!
     Поп не возвращался.  Морозы крепчали.  Днем старик рубил дрова, топил
печи,  ловил вместе с ребятишками рыбу,  варил им уху.  Озеро промерзло до
дна.  В глубоких озерных ямах осталось множество карасей. Пробили прорубь.
Вода пузырилась. Рыбы сами стали прыгать из воды на лед — так душно было в
грязной яме.
     Маленькие гольды помогали Покпе,  таскали рыбу и  дрова.  Вечером все
вместе топили печь в церкви.
     — А  это  кто? —  спрашивали дети,  показывая на  изображение Христа,
распятого на кресте.
     — Богу плохо делали.  За руки и  за ноги его прибили к  кресту за то,
что правду людям говорил.
     — А это кто? — показывали дети на разбойников.
     — А это хунхузы.
     Сырые дрова горели плохо. Ребятишки бег