Одна кета перепрыгнула
борт лодки уже после того, как женщина ударила ее.
     Вдруг,  к  изумлению Егора,  гольдка подняла за жабры небольшую рыбу,
разгрызла ей голову и, присосавшись, зачмокала, морщась от удовольствия.
     «Что  делает?  Живую  рыбу  жрет!» —  подумал  Кузнецов и  решительно
подступил к рыбакам, еще более на них озлобившись.
     — Проваливай с  этого  места! —  крикнул  он  погромче,  обращаясь  к
старшему гольду, перебиравшему мокрый невод.
     Тот  разогнулся и  посмотрел удивленно.  У  него  было  плоское лицо,
словно вдавленное у переносицы, и выпуклый лоб.
     Кузнецов подскочил к  нему и,  держа кол  под мышкой,  вырвал невод и
толкнул гольда в плечо по направлению лодки.
     — Отъезжай, чтобы тут духу твоего не было! Наловил — и дуй отсюда! Не
твое место!
     Рыбак  упирался и  что-то  с  чувством говорил по-своему,  тыча  себя
пальцем  в  грудь  и  показывая  на  берег.   Опутанная  упавшим  неводом,
всплескивалась  невыбранная  рыба.   Парни,   опустив   руки,   стояли   в
нерешительности,  со  страхом  поглядывая  на  Егора.  Проворная  девчонка
забралась в лодку и,  примостившись на корме, казалась довольно спокойной,
должно быть полагая себя в безопасности подле матери.
     Гольд снял шапку,  обнажив высокий лоб. Улыбнувшись виновато и жалко,
он заморгал. Маленькие руки его доверчиво потянулись к неводу.
     — Ступай,  ступай!  Нечего балясы точить! — выразительно махнул рукой
Кузнецов. — А то нашел где рыбачить! На чужом месте. Много вас найдется!..
     Гольд,  наконец,  рассердился.  Его  маленькие черные глаза сделались
острыми и забегали в косых прорезях. Он закричал тонко и пронзительно.
     — Да ты что это? —  рассердился Егор,  подымая палку. — Говорят тебе,
улепетывай и больше сюда не ходи!
     Гольд оробел.  Он беспомощно развел руками и побрел, опустив голову и
что-то бормоча. Девчонка закричала, прижавшись к матери.
     Егор последовал за гольдом и,  добравшись до лодки, с силой оттолкнул
ее.
     Лодка отошла.  Рыбак догнал ее по воде,  а парни побежали вброд через
заводь.
     На косе остался невод —  грубая,  крепкая снасть,  широкая и длинная,
искусно свитая из травы. Поплавки были сделаны из коры уже знакомого Егору
бархатного дерева и  из свитков бересты,  а похожие на маленькие кирпичики
грузила — из мастерски обожженной красной и белой глины.
     Шум  у  реки привлек внимание всех жителей поселья.  Все  переселенцы
вышли из землянок на берег.  К Егору,  хлюпая по холодным лужам, подбежали
разутые Федюшка и Санка.
     — Ах,  Егор,  Егор, ты чего же это наделал?! — с укоризной вымолвила,
подходя к  мужу,  босая  Наталья. —  Зачем  невод отнял?  Они,  верно,  не
понимают, что у нас сено накошено. Зря ты!..
     Егор погорячился и теперь быстро отошел.  Сейчас ему казалось,  что и
верно можно было обойтись не так круто.
     Ребятишки стали выбирать из невода оставшуюся рыбу.
     — Чего  зря! —  со  злом  воскликнул  Федор. —  Пусть-ка  знают,  как
рыбачить на  чужом берегу!  Нет,  родимые! —  с  восторгом победителя орал
Барабанов,  грозя  кулаком  гольдской  лодке,  качавшейся в  отдалении  на
волнах.  Видно  было,  как  волны разбивались о  ее  нос  и  вихрями брызг
обдавали  борта. —   Не   тут-то  было,   теперь  без  невода-то  попробуй
порыбачить! Поделом, поделом тебе! — кричал Федор.
     — Невод-то широкий, — говорил Тимошка. — Таким ловко рыбачить. Гляди,
какой! Теперь понятно, почему у нас не ловилась.
     Дед Кондрат в  подсученных штанах бродил вокруг,  осматривая туземную
снасть.
     — Смотри ты, какая работа! — говорил он Пахому. — И то правда, каждая
пичужка своим носком кормится.
     — У  них,  Иван сказывал,  коров нет, —  твердила Наталья, —  рыба да
рыба, а больше им и есть нечего. А ты отнял невод. Зачем так обошелся?
     — Между  соседями чего  не  бывает, —  уже  спокойно отвечал  Егор. —
Теперь про сено знать будут.
     Ему  хотелось  оправдаться перед  детьми.  Не  желал  он,  чтобы  они
научились обижать людей, вот так вот отбирать, что придется.
     — Тятька сено косил,  старался,  он  за  это сено,  мамка!  Ты  бы щи
варила, а пришли бы чужие и съели.
     — А они рыбу ловили, а он забрал... — ответила мать.
     Васька помутнел взором и косо взглянул на отца.


                            ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     Мужики,  занятые постройкой землянок, никак не могли собраться вместе
порыбачить. Тем временем невод висел без дела.
     Возвратившись на Додьгу,  Иван Бердышов ни разу не спросил Кузнецова,
где тот взял невод туземной работы.  Бывало, пройдет мимо коряг, покосится
на  растянутый бредень,  потом  на  Егора,  и  только густая бровь у  него
дрогнет, но он ни словом не обмолвится. И Егор молчал.
     «Хитрый! — думал Егор. — Молчком хочет все узнать. Чует... Он тут как
хозяин».
     Федор впоследствии рассказал Бердышову,  что Кузнецов отобрал невод у
рыбаков,  но  Иван  никак  не  отозвался о  таком поступке соседа и  опять
смолчал,  словно  не  слышал ничего.  Барабанов немало этому  дивился.  Он
привык,  что  люди  охотно  слушают  сплетни  про  соседей  и  осуждают их
непременно.  Впрочем, он поведал про это не со зла на Егора, а из простого
желания позабавить чем-нибудь Ивана Карпыча.  Но тот никакого удовольствия
не выказал, даже обидно было Федору.
     Иван и Анга по приезде домой занялись ловлей кеты